Хельге Сеппяля * От позиционной войны к горькому миру (1991) * Книга

Один офицер отказался от задания, ссылаясь на то, что сокрытие оружия противоречит перемирию. Многие офицеры сознавали сомнительность таких действий, но все же согласились на них. Никого не пытались принуждать или даже уговаривать к складированию оружия. ¹¹³

В кругах охранных отрядов основной задачей офицеров Генерального штаба были демобилизационные мероприятия. Секретное задание, сокрытие оружия и передвижение по территории округа для создания подпольных организаций настолько связывали офицеров, что они пренебрегали своими основными обязанностями. В связи с этим Хаахти посоветовал им притворяться ленивыми и склонными к алкоголю и нерегулярному образу жизни. ¹¹⁴

Хаахти разделил секретное задание офицеров на четыре части:

• Офицер должен был сформировать в своем охранном округе руководящую ячейку округа, которой он руководил и членами которой были выбранные им начальник снабжения, заместитель и связист.
• Офицер должен был сформировать в каждой волости волостную руководящую ячейку, в которую он сам выбрал бы 2-3 человек.
• Офицер должен был разведать и подготовить командный пункт для руководящей ячейки округа, а также несколько командных пунктов для возможной партизанской деятельности.
• Офицер должен был создать в каждой волости скрытые партизанские базы примерно для батальона. ¹¹⁵

Позднее офицеры должны были стать командирами создаваемого батальона и сформировать штаб из личного состава руководящей ячейки. Офицеры не могли покидать территорию своего округа надолго. В секретный командный пункт нужно было перебраться уже на ранней стадии. Однако основой всего было то, что на территории округа должно было быть складировано (спрятано) вооружение примерно для батальона. ¹¹⁶

Приступая к деятельности, офицеры действовали, как правило, по своему усмотрению, учитывая местные условия. Они создавали организации, вербовали помощников и добывали оружие различными способами. В нескольких округах удалось создать полноценную боевую организацию. Иными словами, были названы люди для батальона. Когда военные материалы скрывались в 34 охранных округах, это, при необходимости, означало создание такого же количества партизанских батальонов.

Спрятанное оружие, как правило, принимали люди из волостных ячеек, то есть волостные. Эти волостные были выбраны особенно тщательно. Хаахти требовал, чтобы волостные вели регулярный образ жизни, были трезвыми или умеренно употребляющими алкоголь, распоряжались своими деньгами и хранили секреты. Кроме того, Хаахти хотел, чтобы волостные пользовались всеобщим уважением и чтобы их выбирали из всех слоев общества.

На практике большинство волостных были членами охранных отрядов, которые знали свою территорию и имели военную подготовку, а также бывшими солдатами. Всего было 304 волостных и 1675 их помощников, а также 332 оружейных схрона в волостях. Точное количество помощников волостных, вероятно, никогда не будет точно выяснено, равно как и количество оружейных схронов, поскольку их нельзя найти. Различных схронов, как говорят, было найдено 1311 штук. ¹¹⁷ Но еще в начале 1970-х годов доказательно существовали нераскрытые схроны, по крайней мере, в районе Тампере.

Согласно планам, оружие и боеприпасы должны были добываться со складов охранных отрядов, от демобилизуемых войск, от расформированных подразделений, с оружейных заводов, со складов и от войск, сражающихся в Северной Финляндии.

Склады охранных отрядов не оказали значительной помощи офицерам Генерального штаба. Зато от войсковых частей оружие получали легко, так как, как уже отмечалось ранее, при быстрой демобилизации контроль за оружием был затруднен. С другой стороны, у войск также было много излишнего оружия, полученного в качестве военных трофеев. Войсковые части удаляли это оружие, превышающее учет, передавая его офицерам Генерального штаба.

Войска, сражающиеся на севере, завышали потери оружия и расход боеприпасов. Пополнение направлялось в желаемое офицерами Генерального штаба место. Оружие и другое военное имущество буквально воровали. ¹¹⁸

Другого материала, кроме самого боевого снаряжения, было спрятано относительно мало, например, бензина было найдено всего 184 293 литра, а продуктов питания — 18 293 килограмма. Кроме того, были спрятаны различные материалы связи.

Боевого снаряжения было найдено в нижеперечисленных количествах, которые сами по себе не отражают всей правды, поскольку часть схронов успели разобрать, а не все схроны были найдены:

• 21 215 различных винтовок,
• 2 979 пистолетов-пулеметов,
• 521 легкий пулемет,
• 146 пулеметов,
• 11 минометов,
• 44 противотанковых ружья,
• 480 фаустпатронов,
• 42 противотанковых винтовки,
• 179 пистолетов,
• 4,7 миллиона винтовочных патронов,
• 4,4 миллиона патронов для пистолетов-пулеметов,
• 16 128 ручных гранат,
• 6 814 различных мин,
• 22 446 кг взрывчатых веществ. ¹¹⁹

Найденным оружием можно было бы вооружить 34 партизанских батальона, которые были бы относительно огневой мощью по сравнению, например, с пехотными батальонами Зимней войны. С другой стороны, отсутствие более тяжелого оружия подчеркивало именно характер планируемой партизанской войны. После окончания демобилизации и запрета подготовки к мобилизации, произошедшего 12 января 1945 года, Ниттиля и Хаахти приказали прекратить сокрытие оружия. В то же время стало актуальным и расформирование складов материалов, поскольку непосредственной угрозы оккупации, казалось, не было. По мнению Хаахти, идея расформирования также поддерживалась тем, что левые начали негативно относиться к схронам. ¹²⁰ Начатая деятельность была трудна для прерывания, не говоря уже о расформировании уже созданных схронов, тем более что информация об этом начала просачиваться в общественность.

Правительство получило первые намеки о складировании боевых средств уже 26 ноября 1944 года. Тогда на складах охранного отряда «Олд Бой» было найдено в общей сложности 10 500 винтовочных патронов. В Сарнаме предполагали, что аналогичные случаи могут быть и в других местах. Дело было оставлено правительством, хотя представители Аграрной лиги и ссылались на спрятанное оружие 4 января 1945 года.

Айро еще до этого, 10 ноября 1944 года, дал приказ командующим и начальникам военных округов и районов, начальнику отдела боевых средств, инспектору артиллерии и начальнику тыла убедиться в том, что оружейные и боеприпасные материалы собраны на законных складах и что никаких незаконных, так называемых оружейных схронов, не существует. ¹²¹ Трудно понять, в каком смысле Айро дал свой приказ, который, однако, не прервал упомянутую деятельность.

11 марта 1945 года в Киурувеси был найден оружейный схрон, о котором представители левых сообщили письмом министру внутренних дел Лейно. Левые газеты писали об этом случае. 23 марта 1945 года в Соткамо был найден небольшой схрон в скирде соломы, а в конце апреля в районе Оулу — 28 бочек бензина. Газета «Вапаа Сана» резко осудила схрон в Соткамо, хотя он был, по сути, незначительным, хотя и указывающим на определенное направление:

“Оружейные схроны по-прежнему существуют в стране, они должны быть раскрыты. У нас по-прежнему есть полицейские и констебли, которые являются преступниками. Мы ожидаем, что парламент и правительство, а также ответственные чиновники примут меры для устранения таких явлений”. ¹²² Это заявление также не привело к серьезным действиям со стороны властей или правительства.

Запланированное расформирование схронов началось, когда разрушителем всей организации по сокрытию оружия внезапно появился рядовой Кумпулайнен из 4-го отдельного полка, который, по словам Хаахти, был пьяницей. В начале мая Кумпулайнен начал шантажировать майора А. Керавуори, офицера Генерального штаба, действующего в Оулу, требуя, по словам Хаахти, 3 000 000 марок, иначе он отправится прямо в Союзную контрольную комиссию и передаст всю свою информацию о спрятанном оружии и припасах. ¹²³

Керавуори провёл переговоры с Хаахти, который, в свою очередь, обратился к Ниттиля за советом. Ниттиля заявил, что никаких платежей производиться не будет. Керавуори получил такое сообщение и приказ о демонтаже и уничтожении схронов. Однако это было невозможно, поскольку Кумпулайнен организовал охрану известных ему схронов. В этих условиях Керавуори по приказу Главного штаба отправился сначала в Швецию, а затем в Соединенные Штаты, где он служил в армии США в 1947–1968 годах в различных частях мира. К нему мы вернемся в следующем подразделе.

На место Керавуори был назначен капитан О. Вихма, который был арестован. В связи с этим были изучены документы, в результате чего были выявлены и другие офицеры Генерального штаба. Кумпулайнен, очевидно, действовал эффективно, поскольку схроны в районе Оулу были обнаружены, и Керавуори был объявлен в розыск 9 мая 1945 года.

Министр обороны Пеккала резко потребовал от Хейнрихса и Айро тщательного расследования дела о сокрытии оружия в армии, которое всплыло в связи с обнаружением оружия Государственной полицией (Валпо) в Оулу. 19 мая 1945 года Хейнрихс сообщил Маннергейму и Паасикиви, что в Главный штаб вызваны около двадцати майоров. Айро разговаривал с ними и призвал их выдать спрятанное оружие. Одновременно Маннергейм и Паасикиви получили информацию о цели сокрытия оружия, начиная с сентября 1944 года. ¹²⁴

Министр внутренних дел Лейно сообщил Паасикиви 22 мая 1945 года, как будто это была новость:

“Все новые и новые оружейные тайники находятся и раскрываются. В Главном штабе сейчас, кажется, большое беспокойство по этому поводу. Скрытие оружия было организовано тогда, когда войска были распущены по домам. Скрытие оружия произошло прошлой осенью, и оно было направлено из Германии (sic). За этим стоит организация. Войска использовались, когда оружие закапывали в землю и прятали другим способом. Высокопоставленные офицеры армии участвовали в этом прошлой осенью. Но о том, каково было отношение самого Главного штаба к этому делу, информации нет…”. ¹²⁵

Контрольная комиссия союзников (ККА), согласно своим обычаям, также вмешалась в дело о сокрытии оружия. Об этом она, очевидно, получила информацию от Лейно и из доносов. Жданов 3 июня 1945 года вручил Паасикиви ноту по этому вопросу. Нота обсуждалась на вечернем совещании комитета правительства по иностранным делам. Кекконен и Пеккала считали, что виновные должны быть арестованы. Лейно считал, что сокрытие оружия руководилось из Главного штаба, состав которого должен быть решительно изменен. Участники одобрили предложение Свенто о скорейшем ответе на ноту и сообщении о принятии мер. ¹²⁶

Офицерство надеялось, что схроны боевых средств и связанные с ними организации будут расформированы как внутреннее дело вооруженных сил. Однако обновленная Валпо хотела заняться этим делом, поскольку у нее одновременно была возможность очистить армию. Валпо была реорганизована в коммунистическую. Около 10% ее низшего состава ранее были осуждены за государственную измену, а треть высшего командного состава — за государственную измену. ¹²⁷

Валпо начала аресты, связанные с сокрытием оружия, в мае 1945 года. Волна арестов продолжалась несколько месяцев. Ниттиля и Хаахти были арестованы 10 июня 1945 года, а начальник Генерального штаба Айро — 28 июня. В начале июля последовали аресты офицеров Генерального штаба и их помощников. Многие, кто прятал оружие, как офицеры, так и гражданские лица, бежали из страны.

Паасикиви, Кекконен, Лейно, Пеккала и Свенто обсуждали сокрытие оружия 22 июня 1945 года. Лейно, как и прежде, повторял одно и то же: схроны находятся, Главный штаб руководил этим, в Главном штабе должны произойти изменения, это было руководимо из-за границы – из самой Германии. Кекконен отметил, что за этим действием стоит оперативный отдел, начальник которого, Ниттиля, приказано арестовать. Он добавил, однако, что высшее руководство Главного штаба было замешано… Если Главный штаб захочет прояснить это дело, они смогут сделать это быстро. Среди офицеров армии царит ужасный дух. В конце дискуссии Лейно подчеркнул, что в связи с нотой Жданова необходимо принять меры. ¹²⁸

Вскоре Лейно получил поддержку от ККА, когда Савоненков, среди прочего, сообщил министру Гарцу о схронах оружия: «Мы знаем, где причина. Вина лежит на Главном штабе и его руководстве. Теперь мы ждем, что предпримет правительство».

В связи с заявлениями ККА, комитет по иностранным делам собрался 26 июня 1945 года для обсуждения сокрытия оружия. Кекконен считал, что злоупотребления настолько велики, что высшие чины должны нести ответственность. Он добавил, что ККА требует рассмотрения дела как военного преступления, поэтому необходимо действовать как можно скорее.

Члены Государственного совета коснулись даты подписания ранее упомянутого поддельного приказа «по приказу», хотя это на самом деле не имело никакого значения. Маннергейм, присутствовавший при обсуждении, считал, что против Хейнрихса и Айро нет доказательств. В остальном он слушал и не высказывал своего мнения.

Как уже отмечалось ранее, в большой дискуссии по интерпелляции 4 июля 1945 года министр внутренних дел Лейно по-своему предал огласке дело о сокрытии оружия.

Заявление Лейно вызвало удивление по всей стране и за рубежом. Пресса резко осудила сокрытие оружия. Заявление Лейно безжалостно использовалось на агитационных мероприятиях и митингах, особенно против офицерства. Примечательно, что “Ууси Суоми” и “Вапаа Сана” осудили дело о сокрытии оружия одинаково резко. “Ууси Суоми” считала, что это была крайне удручающая правда, что такая мысль вообще могла возникнуть, и что она возникла в военных кругах и привела к несчастным, вредоносным для страны и народа действиям. Ибо такой план демонстрирует величайшее отсутствие ответственности и рассудительности. ¹²⁹

Реакцию газеты «Вапаа Сана» можно легко понять, ведь она служила делу левых и была направлена на унижение офицерства. Зато удивительно, что газета «Ууси Суоми», которая относилась к патриотическим изданиям, даже не пыталась найти хоть какое-то осмысленное объяснение сокрытию оружия.

«Хельсингин Саномат» придерживалась линии ультралевых, будучи нейтральной. Газета указывала на то, что в определенной ситуации раскрытие такой расстановки сил могло бы иметь фатальные последствия. Виновные в их организации взяли на себя совершенно ужасающую ответственность перед своим собственным народом. ¹³⁰

Обе правые газеты, похоже, не понимали, что сокрытие оружия было сделано в целях обороны страны, что подтвердили и последующие события.

В Култаранта 11 июля 1945 года обсуждалось, среди прочего, сокрытие оружия. Тогда Лейно и Кекконен представили совершенно необоснованные данные и выявили свою неосведомленность. Кекконен предполагал, что в каждом военном округе было спрятано оружие полка. Лейно, в свою очередь, полагал, что по крайней мере в 20 военных округах было спрятано оружие полка. Оценки господ означали, что было бы спрятано 50 000-75 000 винтовок, 4000-6 800 пистолетов-пулеметов, 2 800-4800 легких пулеметов, 700-1 200 пулеметов, 600-1 000 противотанковых винтовок и 180-3000 легких минометов. ¹³² Всего было бы вооружено 63-81 батальон, то есть 6-7 дивизий!

Расширение дела о сокрытии оружия привело к тому, что Министерство внутренних дел по предложению Валпо создало 21 сентября 1945 года специальный следственный орган Министерства внутренних дел (SMTE). Его численность на 31 октября 1945 года составляла 64 человека, из которых 26 были следователями по уголовным делам. Максимальная численность SMTE была 1 октября 1946 года, когда она насчитывала 166 человек. ¹³³

Валпо фанатично относилась к тем, кто прятал оружие, а коммунисты клеймили их как поджигателей мятежа и нарушителей соглашения о перемирии. Аресты осенью 1945 года приобрели характер политического террора. Обращение с задержанными было ужесточено путем запрета и ограничения льгот, разрешенных законом для задержанных в тюрьмах. ¹³⁴ Валпо фактически осуществляла незаконное произвольное насилие.

Министр юстиции Кекконен сам способствовал разжиганию настроений у граждан. В своей радиопередаче 5 октября 1945 года он, среди прочего, сказал:

“Этой стране вряд ли можно было бы причинить больший вред, чем был нанесен путем создания оружейных схронов. Можно без колебаний сказать, что этот поступок был величайшим несчастьем для страны. Его планировщики и ответственные исполнители совершили тягчайшее преступление против страны, и их действия тем более достойны осуждения, что они, злоупотребляя своим служебным положением и авторитетом, приобретенным во время войны, вовлекли в преступные действия большое количество, многие сотни финнов, которые не стали бы по собственной инициативе участвовать в каких-либо интригах во вред государству (sic)”. ¹³⁵

Кроме того, Кекконен подчеркнул, что обязанностью государственной власти теперь было выявить истинных руководителей сокрытия оружия и предать их суровому наказанию.

Депутат парламента от партии «Коалиция» А. Салминен 26 сентября 1945 года подал спикеру парламента запрос о режиме обращения с лицами, задержанными по делу о сокрытии оружия. Он спросил, известно ли правительству, что из-за сокрытия оружия, по крайней мере, в Центральной тюрьме Хельсинки, задержанных обращаются значительно суровее, чем подследственных, отказывая им, среди прочего, в возможности находиться на свежем воздухе, получать письма, газеты, продуктовые посылки и встречаться с родственниками. В заключение Салминен, как обычно, поинтересовался, какие меры правительство собирается предпринять для улучшения обращения с задержанными. ¹³⁶

Министр внутренних дел Лейно 9 ноября 1945 года ответил на запрос и сначала изложил масштабы дела, а также заявил, что ограничения вызваны интересами расследования, которые не позволяли допрашиваемым получать указания извне для введения властей в заблуждение. По словам Лейно, временное ограничение не было незаконным. По какой-то причине Лейно также сослался на внешнеполитический серьезный характер дела и, чтобы успокоить настроения, сказал, что дело в настоящее время рассматривается в правительстве.

В конце 1945 года некоторые депутаты парламента затронули вопрос обращения с задержанными, прятавшими оружие. Депутат от Аграрного союза Т. Антила 21 декабря 1945 года, среди прочего, сказал: «Даже если их преступление было бы сколь угодно великим, правительство не имеет права обращаться с ними с такой бесчеловечностью, которую невозможно представить в наше время». Антила также отметил вопиющие недостатки, связанные с размещением задержанных, и сравнил их со средневековым тюремным содержанием. Он пытался добиться улучшения обращения с задержанными, обращаясь к министру внутренних дел, но тот отказался принять Антилу. Задержанные офицеры подали генеральному прокурору с 1 сентября по 31 декабря 1945 года несколько жалоб на улучшение своих условий. Однако все было напрасно, поскольку Лейно отказался давать генеральному прокурору ответы на жалобы (sic). ¹³⁷

Примечательно, что общественное мнение, которое летом 1945 года, независимо от партийной принадлежности, крайне резко осуждало прятавших оружие, осенью того же года стало менять свою позицию. Так быстро изменились обстоятельства для всех, кроме коммунистов. Валпо и следственный орган стали повсеместно считаться коммунистическими органами.

Прямолинейный, отличившийся в войне полковник Кай Савонйоуси (1901-1982) получил звание генерал-майора в 1949 году и звание генерал-лейтенанта в 1955 году; кроме того, он был, среди прочего, почетным членом Кадетского корпуса и Офицерского союза. 23 сентября 1946 года он посетил Паасикиви и попросил разрешения рассказать о деле о сокрытии оружия с точки зрения, с которой на него смотрели финские офицеры. Получив разрешение, Савонйоуси представил, по словам Паасикиви:

“Когда было заключено перемирие, среди офицеров было распространено мнение, что Советский Союз оккупирует страну, причем даже была известна дата — 15 октября 1945 года, когда должна была произойти оккупация.

Речь Молотова в Париже о том, что от оккупации отказались, потому что Финляндия выплатила военные репарации, является тому подтверждением. После перемирия 1944 года считалось, что нас ждет судьба Эстонии. Из Эстонии вывезли большую часть людей.

Задача оборонного ведомства — защищать страну и учитывать наихудший вариант и исходную точку. Военное снаряжение должно было быть рассредоточено по всей стране, то есть созданы оружейные схроны. Существенно, что офицеры имели патриотическую уверенность и действия не были направлены против правительства, а в защиту правительства. Финское офицерство состояло из достойных людей и не хотело заниматься политикой. Мотивы были бескорыстными и патриотическими.

У нас невозможно создать заговор против законного правительства. Утверждения о непатриотизме и государственной измене ложны. Маннергейм в 1944 году был президентом и главнокомандующим…

Оружейные схроны не были незаконными. Теперь речь идет о принятии ретроактивного закона. То, как это дело освещалось в прессе, было оскорблением для офицерства». ¹³⁸

Согласно своему дневнику, Паасикиви пишет, что ответил Савонйоуси, что он, конечно, верит, что офицеры были в добром заблуждении, но все это дело, которое было очень вредно для страны, демонстрирует большое даже профессиональное непонимание. Офицеры должны были понимать, что с таким оружием и такими организациями в современное время в войне и вооруженной борьбе ничего нельзя достичь. По мнению Паасикиви, это было детско. Паасикиви по существу опроверг утверждение Савонйоуси о том, что оккупация не имеет ничего общего с выплатой военных репараций, поскольку в 1944 году военные репарации не выплачивались. Он добавил также, что у Советского Союза не было интереса оккупировать Финляндию. ¹³⁹

Рассматривая тогдашнюю ситуацию чисто с военной точки зрения, полковник Савонйоуси был во многом прав. К сожалению, он не использовал слово «партизанская война». Как великий государственный деятель, Паасикиви, похоже, не понимал подготовки к партизанской войне, а также силы партизанской войны, которая была общепризнана после Второй мировой войны и признается до сих пор.

Устав от царивших в стране беззаконий, оппозиция 18 октября 1946 года предприняла мощную атаку на Валпо и следственный орган, подав соответствующему члену Государственного совета интерпелляцию, в которой спрашивалось:

«Известно ли правительству, что, в частности, Государственная полиция и следственный орган Министерства внутренних дел в прошлом и текущем году задерживали граждан Финляндии без наличия предусмотренных законом оснований для задержания, и что указанные органы удерживали лиц под стражей в течение нескольких месяцев, не объявляя их арестованными и, таким образом, не передавая их дела на рассмотрение суда или не освобождая их в предусмотренные законом сроки, а также что те же органы в некоторых случаях лишали задержанных тех прав, которые им принадлежали по закону?»

В заключение был задан обычный вопрос: какие меры правительство предприняло или намерено предпринять в связи с вышеупомянутыми противоправными действиями и для предотвращения подобных нарушений прав в будущем. ¹⁴⁰

Первым подписавшим интерпелляцию был депутат от Коалиционной партии П. Хетемяки. Помимо 28-членной фракции Коалиционной партии, к интерпелляции присоединились представители Аграрного союза, Прогрессивной партии и шведских представителей. Социал-демократов среди подписавших не было, всего их было 81.

Коммунисты увидели в интерпелляции атаку на себя. «Вапаа Сана» писала угрожающие слова о фашистских намерениях авторов интерпелляции, а накануне дня интерпелляции в Выставочном зале состоялось массовое собрание в поддержку министра внутренних дел. Из сельской местности были получены резолюции с собраний на рабочих местах. ¹⁴¹

Чтобы укрепить свои позиции, Валпо перед рассмотрением интерпелляции обнародовала новое разоблачение, так называемый отчет Стелиста, в котором сообщалось, что выехавшие из страны полковники Паасонен и Халламаа продали материалы разведывательного отдела Швеции. Валпо целенаправленно считала дело значительным. К нему мы вернемся в следующем подразделе.

Ответ на интерпелляцию был дан 4 ноября 1946 года днем. Лейно начал дискуссию сдержанно и разъяснил характер и количество нарушений со стороны Валпо и следственного органа, стремясь показать, что число долгое время содержавшихся под стражей лиц на самом деле было небольшим. Магистр права Хетемяки привел несколько примеров деятельности Валпо, таких как аресты, жестокое обращение и вербовка шпионов. После выступления Хетемяки страсти накалились. Ультралевые считали, что к тем, кто прятал оружие, относились слишком мягко. На этом этапе премьер-министр Пеккала вмешался в дискуссию и сказал: «От имени правительства мы хотим заявить, что считаем эту интерпелляцию крайне неудачной с внешнеполитической точки зрения в данный момент (sic)». ¹⁴²

Депутат парламента от Аграрного союза Й. Аннана прочитал отрывки из письма-жалобы генерала Айро, находившегося в тюрьме полтора года, в парламентский омбудсмен, которые были удручающими. Заболев, Айро, среди прочего, семь раз за месяц безуспешно просил медицинскую помощь, в которой ему было отказано, в то время как его постоянно допрашивали. Айро отметил в своей жалобе, что следователи не смогли доказать его вину в каких-либо правонарушениях. ¹⁴³

Страстные выступления продолжались до утра следующего дня, когда в 9.35 были готовы к голосованию. Несмотря на то, что против Валпо были выдвинуты веские обвинения, правительство получило вотум доверия 104 голосами против 66. Таким образом, в Финляндии пошатнулись принципы законности, вплоть до парламента.

Ультралевые расценили результаты голосования и обсуждение в парламенте как победу Лейно. Валпо и следственный орган продолжили свою деятельность в прежнем режиме. Аресты продолжались. В ноябре были арестованы два бывших начальника Генерального штаба, генерал-лейтенант Э. Мякинен и генерал-майор И. Карху. ¹⁴⁴

Поскольку дело о сокрытии оружия требовало выдвижения обвинений и вынесения приговоров, необходимо было принять соответствующий закон, и снова задним числом. Предложение правительства «О законе о наказании за несанкционированную подготовку к вооруженной деятельности в определенных случаях» было представлено парламенту 9 августа 1946 года. Правительство обосновывало свое предложение количеством лиц, участвовавших в сокрытии оружия, найденными схронами и количеством боевых средств. Кроме того, правительство считало, что представленная деятельность во многих отношениях нарушала те положения, выполнение которых возлагалось на Финляндию в соответствии с соглашением о перемирии.

После заключения Комитета по конституционному праву по законопроекту, законопроект поступил на первое чтение в парламент 10 декабря 1946 года. Коммунисты сочли предложение правительства мягким, а смягчения Комитета по конституционному праву были резко осуждены. Хертта Куусинен говорила о серьезном нарушении. После состоявшейся дискуссии законопроект был направлен в большой комитет. Однако в парламенте законопроект неоднократно возвращался в различных контекстах.

После возвращения законопроекта из большого комитета парламент приступил к его второму чтению 14 января 1947 года. В ходе рассмотрения законопроекта выяснилось, что только представители ДСНФ (Демократический союз народа Финляндии) выступали за строгий закон. В парламентской группе Аграрного союза большинство выступало против всего закона. Кекконен поддержал предложение правительства и особенно восьмилетнее тюремное заключение. Социал-демократы приняли закон в основном в форме, предложенной правительством. Они считали закон умеренным по сравнению с предыдущими политическими законами. Парламентская группа Коалиционной партии принципиально выступала против всего закона. Представители партии пытались повлиять на решение парламента многочисленными выступлениями. Однако Коалиционная партия проголосовала за принятие закона. Представители Прогрессивной партии касались юридических слабостей закона и обширно обосновывали правомерность более мягкого закона. ¹⁴⁵

В конечном итоге все партии выступили за принятие закона, очевидно, по той причине, что хотели избавиться от этого вопроса. В этом случае парламент обошел принципы разумности и законности. Многие депутаты, голосуя, знали, что тем самым осуждают большое количество патриотов.

Закон «О наказании за несанкционированную подготовку к вооруженной деятельности в определенных случаях» был принят в срочном порядке 17 января 1947 года единогласно. Президент утвердил закон 24 января 1947 года.

В статье 1 закона говорится:

«Кто в течение срока действия соглашения о перемирии, заключенного 19 сентября 1944 года,

1) для организации вооруженной деятельности скрыл оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, средства связи, жидкое топливо, продукты питания или другие подобные материалы, используемые в такой деятельности, или организовал органы, необходимые для сокрытия,

2) подготовил вооруженную деятельность, частично или полностью основанную на скрытых материалах, организовав для этого действующие или предназначенные для действия органы или подразделения, или выполняя задачи, принадлежащие созданным органам или подразделениям,

 

3) подготовил такую мобилизацию вооруженных сил, в связи с которой имелось намерение использовать вышеупомянутые материалы, органы или подразделения, или вопреки запрету осуществил другие подготовительные действия к мобилизации, или не выполнил приказы или распоряжения, изданные в связи с прекращением таких подготовительных действий,

4) приобрел или передал материалы или средства, или осуществил разведывательные задачи для вышеупомянутой деятельности,

5) спланировал вышеупомянутое или дал приказы или побуждения к их осуществлению, или

6) узнав о том, что подчиненный военнослужащий или должностное лицо участвует в деятельности, упомянутой в пунктах 1-5, не принял мер для предотвращения этого,

подлежит наказанию за несанкционированную подготовку к вооруженной деятельности лишением свободы или каторгой на срок не более шести лет, или, если он, совершая деяние, злоупотребил властью, которой он обладал в силу своей должности, или если он во время расследований, проведенных для выяснения деятельности, упомянутой в данном законе, действовал с целью дальнейшего обеспечения упомянутой в настоящем законе несанкционированной вооруженной деятельности, каторгой на срок не более восьми лет.

В отношении других мер наказания применяется то, что предусмотрено о них отдельно в законе». ¹⁴⁶

В двух следующих статьях закона содержатся положения, согласно которым при незначительных преступлениях может быть принято решение не привлекать к ответственности или не приговаривать. В статье 4 закона говорится, что обвинения по преступлениям, упомянутым в данном законе, и другим связанным с ними преступлениям расследуются и выносятся приговоры первой инстанцией военным судом, даже в тех случаях, когда их расследование и вынесение приговоров относятся к компетенции другого суда. ¹⁴⁷

Другие положения закона в данном контексте не имеют значения. Следует лишь отметить, что финское правительство при составлении законопроекта использовало хороших «экспертов», которые выявили все возможное, чтобы добиться суровых требований к наказанию.

Хотя судебный процесс по делу о сокрытии оружия начался только после заключения Парижского мирного договора 10 февраля 1947 года, он рассматривается здесь как единое целое до конца.

Таким образом, согласно закону, военный верховный суд в Хельсинки рассматривал все дела о сокрытии оружия, независимо от того, где произошло сокрытие оружия или связанное с ним преступление. Для этого в военном верховном суде должны были быть созданы несколько дополнительных отделений. Третье отделение начало судебное разбирательство по делу Главного штаба 28 марта 1947 года в Кайвопуисто, в так называемом мраморном дворце, который ранее принадлежал бывшему министру обороны Вальдену.

Судебный процесс вызвал относительно широкий интерес как внутри страны, так и за рубежом. Однако публике не разрешалось присутствовать на заседаниях суда, за исключением ближайших родственников. Помимо финских журналистов, присутствовало много иностранных журналистов. ККА на первом заседании представляли генерал-майор Токарев и старший лейтенант Прохоров, а посольство Советского Союза — секретари посольства Зотов и Попов. Англию представлял секретарь посольства Ледвард. Интерес англичан к делу о сокрытии оружия ослаб на этом первом заседании. Интерес советских представителей также уменьшился по мере затягивания дела, хотя кто-то из их представителей присутствовал и позже.

Присутствующими обвиняемыми были признаны генерал-лейтенанты Э. Мякинен и Аиро, полковники Нихтиля и Тяхтинен, подполковники Хаахти, Кяконен и Пиетаринен, а также майоры Вирккунен, Аримо и Айракинен, и находящиеся на свободе медицинский полковник Сомер, подполковники Хиискеро, Салониус и Каре, а также майоры Луккари и Нуотио, капитан-лейтенанты А. Халла и Х. Карринг, ротмистр Салонен, инженер М. Кивеля и офисный секретарь В. Ремес. Из обвиняемых по болезни отсутствовал полковник В. Хухтала, а капитан-лейтенант У. Юурамо покинул страну. У всех остальных обвиняемых, паати Хаахделла, был адвокат. По словам Анналы, в руководстве, помимо Юурамо, бежали полковники Паасонен и Халламаа, а также подполковник Дункер, и майоры Кайринен и Хавола. ¹⁴⁹ Суд объявил находящихся на свободе арестованными, за исключением Салонена.

Чтение обвинительного заключения заняло полтора часа. В его ходе был представлен подробный перечень материалов, найденных в 1250 тайниках, который в основном соответствовал ранее представленному перечню. Прокурор отметил, что на деятельность по сокрытию оружия наиболее очевидно повлиял оперативный отдел Главного штаба, действовавший под началом Айро, а именно Нихтиля и Хаахти. В обвинительном заключении было указано положение каждого обвиняемого в организации по сокрытию оружия и уделено внимание разведке. Тогда всплыли имена Паасонена, Халламаа и Кяконена, которые, по сути, не имели никакого отношения к сокрытию оружия.

Особый интерес в суде вызвало ранее представленное письмо Жданова президенту республики от 30.10.1944. Однако письмо не имело большого значения для судебного процесса.

В суде был особо допрошен Айро, который отрицал всякое свое участие в сокрытии оружия. Он запретил мобилизационные приготовления 12.1.1945. Подпись Нихтиля (на самом деле Хаахти) “по приказу”, по словам Айро, не доказывала его вины, поскольку такой способ написания был в вооруженных силах лишь формальностью. Айро считал обвинения не только неуместными, но и нелепыми. ¹⁵⁰

Все обвиняемые, за исключением Хиискеро, утверждали, что протоколы допросов были искажены и частично недостоверны, и внесли в них многочисленные исправления. Многие обвиняемые также рассказали, что на них оказывалось давление во время допросов с целью получения признания. От Нихтиля во время допросов пытались выбить информацию о виновности Айро и Хейнрихса в сокрытии оружия. От него пытались получить подпись под соответствующим протоколом. Когда Нихтиля отказался, в его камере была проведена “чистка” с изъятием почти всех личных вещей. В конце концов Нихтиля подписал исправленный им самим протокол. После этого ему запретили покидать территорию и встречаться с семьей. Только после интерпелляции ситуация начала исправляться. ¹⁵¹

Пресса умеренно следила за судебным процессом и желала суду спокойной работы. В целом пресса не хотела раздувать дело, а стремилась к объективности. Однако вопиющим исключением стала коммунистическая пресса, которая во время судебного процесса стремилась формировать общественное мнение против обвиняемых.

“Вапаа Сана” совершила прямое осквернение, написав об Айро 2.4.1947 под заголовком “Финский солдат”:

… “Финский солдат, о чьей офицерской чести, воинском слове чести, говорилось много вдохновенных слов, сидит здесь жалкий и хитрый. Генерал Айро, руководитель, озираясь, отвечает на вопросы, как крыса: лишь бы я только спасся. Он маленький человек, в котором ничто не свидетельствует о гордом самосознании солдата, по внешности камердинер, который своей изворотливостью и поклонами добился расположения своего господина…”. ¹⁵²

В связи с этой статьей Айро подал иск о клевете против главного редактора газеты Рауля Палмгрена, а позднее против главного редактора “Тюокансан Саномиен” Маури Рюомяа за аналогичную статью.

Судебный процесс по Третьему отделу длился более года, пока суд наконец не вынес решение 9.4.1948 по линии Главного штаба. Суд приговорил десять обвиняемых к наказаниям и полностью оправдал или прекратил преследование в отношении 13 обвиняемых.

Нихтиля и Хаахти были приговорены к 5 годам исправительной тюрьмы каждый и к увольнению с должности на основании уголовного закона о военнослужащих. Хиискеро был приговорен к 2 годам, Каре, Луккари и Айракинен — к полутора, Кяконен и Кивеля — к одному году каждый, а Нуотио и Карринг — к 6 месяцам тюремного заключения каждый. Кроме того, обвиняемые должны были возместить различные вознаграждения свидетелям и допрошенным лицам.

Полностью были оправданы генералы Айро и Мякинен, а также Тяхтинен, Хухтала, Сомер, Пиетаринен, Аримо и Вирккунен, Халла, Салонен, Ремес, Кастрен и Лейно. Оправданные мужчины линии Главного штаба безвинно отсидели в среднем полтора года.

Верховный суд рассмотрел решения по делу Главного штаба, увеличив наказание Хаахти до 6 лет исправительной тюрьмы и приговорив Аримо к полутора годам, а Вирккунена к 2 годам тюремного заключения. Верховный суд установил, что Военный апелляционный суд частично оставил без рассмотрения обвинения, в частности, против Айро, Мякинена, Тяхтинена, Хухталы, Кастрена и Лейно. Верховный суд счел, что Военный апелляционный суд должен был рассмотреть дело в полном объеме, но во избежание задержки предыдущий суд немедленно рассмотрел дело и отклонил обвинения как частично необоснованные, так и частично недоказанные.

Следует отметить, что осужденные полковник Нихтиля и подполковник Хаахти были способными офицерами. Маннергейм использовал Нихтиля во время Зимней войны и Войны-продолжения в качестве советника-посланника, в частности, к северу от Ладоги, в Восточной Карелии и на Карельском перешейке. У Нихтиля было четкое представление о начале наступления Красной Армии осенью 1939 года и о крупномасштабном наступлении Красной Армии летом 1944 года. Он всегда доводил свои оценки до главнокомандующего. Летом 1944 года Нихтиля и Хаахти были точно осведомлены о направлении главного удара Красной Армии и значительно способствовали укреплению финской обороны именно на направлении главного удара советских войск в районе Тали-Ихантала. Там была одержана оборонительная победа, которая была необходимым условием для сохранения Финляндии неоккупированной. В частности, Хаахти подчеркивал важность направления Ихантала для спасения Финляндии. Нихтиля и Хаахти, повлиявшие на достойное выживание страны и армии в войне, были безжалостно приговорены к исправительной тюрьме и лишению должностей. Этого не требовала даже ККД, которая во время судебного процесса отнеслась к делу сдержанно. Советская сторона во время оглашения приговоров считала дело о сокрытии оружия внутренним вопросом Финляндии. Судьи финских офицеров находятся среди их собственных граждан.

Из осужденных майор Аримо был повышен до генерал-лейтенанта в 1962 году. Он был начальником канцелярии Министерства обороны в 1961-1966 годах и начальником Генерального штаба в 1966-1968 годах. Подполковник Каре был повышен до генерал-майора, в этом звании он служил инспектором связи Генерального штаба в 1963-1965 годах. Подполковник Кяконен был повышен до полковника в 1955 году и служил командующим военного округа Хяме в 1960-1963 годах. Майор Вирккунен уволился с действительной службы и работал директором страховой компании Tarmo в 1959-1970 годах. Он был повышен до подполковника в запасе. Капитан-лейтенант Карринг также уволился с действительной службы и впоследствии работал, в частности, управляющим директором Markkinointi Oy. Он был повышен до капитана в запасе.

Из задержанных и освобожденных полковник Хухтала был повышен до генерал-лейтенанта и служил начальником связи Генерального штаба и инспектором связи и электротехники в 1954-1962 годах. Подполковник Пиетаринен был повышен до генерал-майора в 1959 году, в этом звании он служил начальником вооружения Генерального штаба в 1959-1962 годах. Полковник Тяхтинен был, в частности, командующим военного округа Пера-Похьола в 1949-1950 годах, после чего ушел со службы и занимал руководящие должности в Oy Veikkaustoimisto в 1954-1964 годах.

До осуждения линии Главного штаба были расследованы и осуждены офицеры 14-й дивизии и генерал-майор Карху. Командующий дивизией генерал-майор Рааппана был приговорен к году тюремного заключения, полковник В. Иданпяян-Хейккиля к году исправительной тюрьмы, подполковник В. Тууленсуу к девяти месяцам исправительной тюрьмы, а полковник Л. Кёненен к девяти, майор Ринне к шести, капитан Оберг к девяти и фенрик Лайне к пяти месяцам тюремного заключения.

Рааппана был заслуженным командующим фронтом, который в 1941 году продвинулся к Рукаярви и отвечал за оборону этого направления фронта на протяжении всей позиционной войны, а также одержал последнюю победу в Войне-продолжении на направлении Иломантси, предотвратив вторжение советских войск на территорию Финляндии в августе 1944 года. Полковник Кёненен был заслуженным командиром батальона в Зимней войне и командиром полка в Войне-продолжении. Он служил командующим военного округа Хяме в 1963-1964 годах, после чего уволился с действительной службы. Майор Ринне уволился с действительной службы в 1947 году и после этого занимал руководящие должности в гражданской жизни.

Четвертый отдел Военного апелляционного суда расследовал и осудил 28.4.1948 начальников штабов военных округов по делу о сокрытии оружия. Подполковники Т. Гланц и Раяс получили год, Л. Айрила, Э. Кукконен и В. Корттила — 10 месяцев, С. Суси — год и два месяца, В. Каранко — восемь месяцев, а майор К. Реуненен — шесть месяцев тюремного заключения. Из осужденных Гланц уволился с действительной службы в 1951 году. Айрила был повышен до генерал-майора в 1960 году. Он служил главным квартирмейстером Генерального штаба в 1960-1962 годах. Подполковник Кукконен был повышен до генерал-лейтенанта в 1958 году. Он служил, в частности, начальником Военной академии и начальником тыла Генерального штаба в 1957-1961 годах. Подполковник Корттила был повышен до полковника в 1955 году. Он служил командующим военного округа Саво-Карелия в 1960-1963 годах. Подполковник Каранко был повышен до полковника в 1951 году и уволился со службы в 1957 году. Майор Реуненен уволился со службы в 1956 году и после этого работал в Талье. ¹⁵³

В тот же день были объявлены приговоры всем офицерам генерального штаба военных округов. Наказания варьировались от трех месяцев до полутора лет следующим образом:

• капитан Лаурила, 1 год 6 месяцев
• майор Хирвонен, 1 год 5 месяцев
• майор Ханнила, 1 год 4 месяца
• майор Миеттинен, 1 год 4 месяца
• майор Маттила, 1 год 4 месяца
• майор Аримо, 1 год 2 месяца
• майор Хяннинен, 1 год 2 месяца
• майор Ахола, 1 год 2 месяца
• подполковник Аалто, 1 год 2 месяца
• майор Кивеля, 1 год 2 месяца
• майор Ууситало, 1 год 2 месяца
• майор Ирьё-Коскинен, 1 год 2 месяца
• майор Пенттинен, 1 год 2 месяца
• майор Пуустинен, 1 год 2 месяца
• майор Кейнонен, 1 год 2 месяца
• майор Туликоура, 1 год 2 месяца
• подполковник Васама, 1 год
• капитан Крогерус, 1 год
• майор Тойвио, 1 год
• майор Мальмиваара, 1 год
• майор Хеластера, 1 год
• капитан Похьянкоски, 1 год
• майор Эстенсон, 1 год
• капитан Комулайнен, 10 месяцев
• капитан Вяянянен, 10 месяцев
• майор Хольмберг, 10 месяцев
• капитан Вихма, 10 месяцев
• подполковник Луукко, 10 месяцев
• майор Меримаа, 10 месяцев
• капитан Пентти, 8 месяцев
• майор Ринне, 7 месяцев
• подполковник Линдгрен, 5 месяцев
• майор Ярвентаус, 5 месяцев
• майор Ольемарк, 3 месяца ¹⁵⁴

Эти способные офицеры просидели в тюрьме примерно на 7 месяцев дольше, чем следовало.

В крупнейшем судебном деле Финляндии, деле о сокрытии оружия, было допрошено почти 6 000 человек, из которых около 1 200 находились под стражей в течение более или менее длительного времени. Под охраной или периодически под стражей находились несколько высокопоставленных офицеров, таких как генерал-майор, позднее командующий Силами обороны К. Хейсканен, а также ранее упомянутые генералы Паяри и Палохеймо.

Так называемых коммунальных деятелей было 332, а укрывателей оружия – 1 676. В это число входят укрыватели, подчиненные коммунальным деятелям. Однако здесь не все участники сокрытия оружия, поскольку отсутствуют статистические данные по Юго-Западной Финляндии. ¹⁵⁶ Кроме того, следует отметить, что некоторые предприятия сознательно или иным образом поддерживали деятельность по сокрытию оружия. Всего по делу о сокрытии оружия было осуждено более 400 человек к различным срокам наказания.

Дело о сокрытии оружия было намеренно раздуто коммунистами, и крайне левые безжалостно использовали его в своих интересах. Следует также отметить, что и официальные органы раздували дело и тем самым запугивали граждан. Валпо и следственные органы в ходе расследований действовали против закона и, прежде всего, против добрых нравов.

Особо резко в связи с этим делом нападали на офицеров Сил обороны Финляндии, офицеров, многие из которых имели весьма значительные заслуги во время войны. Заслуженных ветеранов войн осуждали как отъявленных преступников, не принимая во внимание их искренние намерения действовать на благо обороны страны, не говоря уже о том, чтобы вообще рассматривать их действия, совершенные на благо отечества.

Если бы дело о сокрытии оружия было оставлено внутренним вопросом Сил обороны после того, как внешняя угроза миновала, то офицеры урегулировали бы его без шума и ненужных затрат. Но это не вписывалось в планы определенных кругов.

Почти все офицеры, задержанные и осужденные по делу о сокрытии оружия, внесли в личную матрикулу запись “был задержан по делу о сокрытии оружия” тогда-то и тогда-то или столько-то времени. Запись была воспринята скорее как заслуга, чем как негативный фактор. С другой стороны, она, вероятно, предназначалась и как напоминание потомкам о том, как в Финляндии в свое время обращались с офицерами, спасшими отечество.

---

Стелла Поларис и офицеры-эмигранты

---

Подполковник Халламаа предложил “Стеллу Поларис” в качестве кодового названия для операции, целью которой было в худшем случае перебросить радиооборудование и архив разведывательного отдела Главного штаба, а также ключевой разведывательный персонал в Швецию. Идея возникла уже весной 1943 года, когда начальник разведывательного отдела Главного штаба полковник Паасонен и Халламаа часто обсуждали подобную идею.

Паасонен был уверен в поражении Германии и связанном с этим поражении Финляндии. Ни одного из полковников не устраивала мысль, что разработанная ими превосходная организация радиоразведки попадет в руки русских или будет иным образом уничтожена. После долгих обсуждений полковники пришли к выводу, что в худшем случае самое ценное должно быть спасено, а работоспособность сохранена хотя бы в сокращенном виде. Паасонен уже на этом этапе приказал Халламаа разработать план переброски радиоразведывательной организации разведывательного отдела Главного штаба в Швецию. Действия Паасонена основывались на том, что он просто опасался, что Советский Союз в будущем оккупирует Финляндию, когда Германия проиграет войну. ¹⁵⁷

К этому готовились в основном в мыслях, но к плану вернулись в апреле-мае 1944 года, когда Паасонен расширил свой план на весь разведывательный отдел, но прежде всего на переброску разведывательного отдела в Швецию на случай возможной оккупации. Задачей полковника Халламаа стало планирование части, касающейся радиоразведки. План Паасонена был весьма грандиозным, но часть Халламаа казалась осуществимой. Идея обоих полковников заключалась в продолжении разведки, направленной против Советского Союза, после окончания военных действий между Финляндией и Советским Союзом.

Разрабатывая свой план, Халламаа вел переговоры с шведскими военными властями в июне 1944 года. Тогда с шведским майором, позднее полковником Карлом Петерсеном, обсуждалась возможность переброски наиболее ценного оборудования и материалов разведывательного отдела Главного штаба Финляндии в безопасное место в Швеции. О продолжении разведки, вероятно, не было речи. Халламаа в любом случае сообщил Паасонену, что шведы одобрили план. Паасонен, в свою очередь, сообщил об этом Маннергейму. ¹⁵⁸

Халламаа снова посетил Швецию в конце августа 1944 года, чтобы обсудить переброску материалов разведывательного отдела. В то время с ним был лейтенант В. Вирккунен, который остался в Швеции в качестве офицера связи. Достоверных сведений о результатах обсуждений или переговоров, а также о деятельности Вирккунена в качестве офицера связи нет.

После заключения перемирия Халламаа вызвал командиров подчиненных ему подразделений в Миккели и объяснил им секретную операцию “Стелла Поларис”. Одновременно он поручил им выбрать подходящих добровольцев и приказал перебросить материалы разведывательного отдела в Нярпиё и Уусикаупунки, откуда они будут перевезены в Швецию. ¹⁵⁹ Хотя никаких письменных планов не имеется, по действиям можно судить, что дело было спланировано детально.

Большая часть отобранных для отъезда прибыла в Нярпиё 21.9.1944. Для перевозки были зарезервированы три судна: s/s Maininki, s/s George и S/S Osmo. На корабли было погружено 250-300 стандартных армейских транспортных ящиков, несколько десятков упаковочных ящиков, около двадцати бочек бензина и около 580 человек, часть из которых были женщины и дети. Суда прибыли к Хёрнёсанду 25.9.1944. Принимающей стороной был начальник отдела радиоразведки Швеции (FRA) С. фон Порат, а отнюдь не Карл Педерсен. ¹⁶⁰

S/s Lokki отправился рано утром 24.9.1944 из Уусикаупунки в сторону Швеции. На судне находилось около 120 человек, часть из которых были переводчиками разведывательного отдела. Эта партия груза прибыла в Евле и была размещена в спортзале одной из школ. ¹⁶¹

Госпожа Брита Халламаа была доставлена на автомобиле Сил обороны в Нярпиё 21.9.1944. Здесь она поднялась на судно без своего мужа, который остался в Финляндии, чтобы оформить увольнение из Сил обороны. Майор Педерсен организовал для госпожи Халламаа большую квартиру недалеко от Стокгольма. Полковник Халламаа прибыл в Швецию на пароме только 9.5.1945, когда люди Валпо уже искали его. ¹⁶²

Точных сведений о количестве сотрудников разведывательного отдела и их родственников, перебравшихся в Швецию, нет. Ахтокари отмечает: “Точных сведений о количестве перевезенных лиц никогда не было получено; вероятно, их было около 600 человек, половина из которых были женщины и дети”. ¹⁶³ Э. Пале, в свою очередь, весной 1975 года сообщил, что перевезенных было слишком много с точки зрения шведов, более 700 человек. ¹⁶⁴ Риитта Анттикоски 12.6.1977 года отметила, что магистр философии, капитан Эркки Пале сказал: “В путь отправились добровольцы, служившие в разведывательном отделе. Многие взяли с собой свои семьи. По моей оценке, нас было около 750”. ¹⁶⁵

Относительно перевезенных в Швецию разведывательных материалов также имеются противоречивые сведения. В этом отношении также никогда не было доступно подробных данных. Вышеупомянутые данные Ахтокари о ящиках с материалами, вероятно, слишком малы. 350 ящиков, содержащих радио- и другое разведывательное оборудование, были складированы на складе Сил обороны Швеции недалеко от Хёрнёсанда. Материалы содержали ценную криптографическую информацию, начиная с кодов различных стран. В них было несколько десятков экземпляров известных во время войны “радиослез”, используемых партизанами, а также их компоненты, станки, инструменты и различные измерительные приборы и другое радиооборудование. ¹⁶⁶

Кроме этого, в подвал отеля “Астон” в Стокгольме было перевезено еще 350 ящиков других материалов. Там этот спешно упакованный архивный материал был отсортирован, часть уничтожена, а оставшаяся часть каталогизирована и складирована. Материалы включали неоткрытые радиосообщения, открытые сообщения, а также коды, необходимые для открытия сообщений. ¹⁶⁷

Офицер морского отдела 1-го офиса разведывательного отдела, лейтенант, позднее известный военный писатель Юкка Л. Мякеля (умер в 1977 году) рассказал об операции по сортировке в “Астоне”, в частности, следующее:

“Вся работа лежала на плечах молодых людей. По какой-то причине спешили сжигать бумаги. Общеисторические документы откладывались для передачи в Государственный архив Швеции и, возможно, позднее в Финляндию. Разведывательным данным Главного штаба не придавалось особого значения. Сохранялись только самые существенные. Никаких оперативных документов в ящиках не было. За них отвечал оперативный отдел”. ¹⁶⁸

Мякеля в беседах подчеркивал, что оперативных документов не было. Таким образом, он, очевидно, хотел опровергнуть утверждения авторитетных источников о том, что среди документов были материалы, которые могли бы прояснить сотрудничество между Германией и Финляндией. Мякеля во время интервью отказался рассказывать о том, были ли материалы отложены для нужд стеллистов.

После сортировки 129 ящиков были складированы в замке Хёрнингсхольм, принадлежащем гофмаршалу К. Бонду, и 36 ящиков – в усадьбе Роттнерос, принадлежащей фабриканту С. Пяхльсону. Самые ценные материалы были микрофильмированы, и, по словам Пале, было получено около 950 метров проявленной пленки. ¹⁶⁹ Пале сообщил, что отправил пленки в Стокгольм, но с тех пор они исчезли неизвестным образом.

В середине ноября между Финляндией и Швецией было заключено соглашение о продаже радиооборудования Швеции и безвозмездной передаче криптографических документов. Сумма сделки была ничтожной – 252 875 крон, но президент Маннергейм хотел избавиться от этого дела. ¹⁷⁰

Что именно было продано Швеции, неясно, поскольку, по данным Пале, кое-что пришлось продавать и из своих запасов. Это было необходимо для поддержания и репатриации стеллистов. Многие стеллисты вскоре захотели вернуться домой, так как никакой реальной деятельности не было. Шведы не одобряли деятельность каких-либо финских подразделений на своей территории. С другой стороны, шведы также спешили избавиться от “всей финской шайки”. Однако денег на быструю репатриацию не было, поэтому их пришлось собирать, продавая имеющиеся материалы вне официальной торговли. ¹⁷¹

Руководство финскими стеллистами в Швеции было несколько неясным. Майор Р. Лауткари руководил производством “радиослез” для Вооруженных сил Швеции, которые заказали их еще во время войны. Он вернулся в Финляндию различными окольными путями, не будучи привлеченным к ответственности, для чего, по-видимому, не было оснований. Некоторое руководящее положение занимал также капитан Пале, который, судя по всему, знал по крайней мере материально-денежные вопросы, а тем более вопросы дешифровки сообщений. Однако Пале не горел желанием рассказывать все, что ему известно. Он тщательно заархивировал свои сведения о “Стелле Поларис”. Возможно, они когда-нибудь станут достоянием общественности. Пале вернулся в Финляндию в марте 1945 года и находился под арестом менее двух недель. ¹⁷² К 26 марта 1945 года в Финляндию вернулось около 400 стеллистов.

После переброски материалов разведывательного отдела и части персонала в Швецию, главные планировщики операции Паасонен и Халламаа остались в Финляндии. Поскольку офицерам генерального штаба, занимавшимся сокрытием оружия, было также поручено наблюдение за настроениями, что входило в сферу деятельности разведывательного отдела, Нихтиля мог получить благословение Паасонена на это дело, когда тот находился в стране.

Настоящая разведывательная организация была создана в разведывательном отделе Главного штаба под руководством Паасонена. Когда два отдела отдела были объединены, образовалось статистическое бюро отдела иностранных дел, начальником которого был Халламаа. Кяконен составил для этого бюро инструкцию, согласно которой статистическое бюро должно было собирать информацию о следующих объектах:

“Немецкие войска в Финляндии, немецкие войска в Норвегии, изменения в дислокации шведских вооруженных сил, боевая ценность и военный потенциал немецкой армии, особенно производство и развитие нового оружия, военный потенциал союзников, дислокация советских войск на финской границе, развитие экономической ситуации в различных странах в общих чертах и развитие настроений в собственных войсках и среди гражданского населения”. ¹⁷³

В тогдашних условиях задач было удивительно много.

Примерно в то же время Кяконен начал планировать создание секретной разведывательной службы вне официальной разведывательной организации оборонного ведомства. В разведывательный отдел поступила “из надежного источника” информация о том, что русские войска получили приказ пересечь границу 15.10.1944. Неясно, что это был за “надежный источник”, но дата совпадает с датой, которую Савонйоуси представил Паасикиви. Создание этой разведывательной организации сошло на нет, потому что перемирие не было нарушено.

В конце 1944 года разведка была разделена на военную и политическую разведку. Военная разведка должна была исследовать, в частности, следующие вопросы:

* Численность, дислокация, вооружение, военно-морские силы и военно-воздушные силы русских войск.

* Перевозки в арендованную зону Порккала.

* Проверочные визиты ККД и объекты.

* Информация о лицах, неофициально контактирующих с русскими членами LVK.

Объектами политической разведки были:

• Подпольная деятельность крайне левых.

• Деятельность и сотрудники SKP, SKDL и SNS.

• Политические собрания левых.

• Выяснение предполагаемого существования Красной гвардии, ее численности и командного состава.

• Открытая и тайная деятельность правых.

• Информация о кадровых изменениях в Вальпо и в администрации страны.

• Развитие политического мнения среди гражданского населения и особенно реакция на соглашение о перемирии и на Советский Союз.

Разведывательная сеть не охватывала всю страну. Количество информаторов составляло максимум 40 человек. Доктор Кастрен по приказу Кяконена организовал в Хельсинки “политическую разведывательную службу”. Разведке также служила радиоразведка полковника Халламаа, которая охватывала различные части страны. Таким образом, не все радиооборудование разведывательного отдела было перевезено в Швецию. Тем не менее, в передаче информации участвовало только около десяти прослушивающих станций.

Информация, передаваемая разведчиками, была, как правило, общей и субъективной. Данные об образовании Красной гвардии поступали из разных частей Финляндии. Согласно им, например, в районе Лахти было сформировано несколько рот численностью 20-60 человек. Сообщалось, что у рот были командные пункты и оружие для захвата оружейного склада в Ууденкюля. В результате этой информации вооруженные силы направили роту для защиты оружейного склада в Ууденкюля. Часть полученных сведений о Красной гвардии оказалась ложной, а часть не удалось подтвердить. ¹⁷⁶

Эта секретная разведка также была недолгой и закончилась в конце июня 1945 года, когда дело о сокрытии оружия уже стало известно LVK. Участие Паасонена и Халламаа в этих временных разведывательных организациях, по-видимому, было незначительным, возможно, ограничивалось лишь советами и попустительством. Как отмечалось ранее, Халламаа покинул Финляндию уже в мае 1945 года. Вероятно, Паасонен уехал в Швецию примерно в то же время.

Паасонен и Халламаа спокойно работали в Финляндии до рассчитанного ими срока, пока LVK только осенью 1945 года не занялась эффективной радиоразведкой финнов. 24 сентября 1945 года LVK задала финнам три вопроса:

• Где находится полковник Халламаа?

• Где находится архив полковника Халламаа, то есть радиобатальона штаба?

• Где находится радиооборудование и пеленгационное оборудование рот?

На вопросы ответили два дня спустя. Полковник Халламаа в мае 1945 года уехал в Швецию. Архив был сожжен сразу после прекращения радиодеятельности в сентябре 1944 года, и сообщается, что часть была вывезена в Швецию. Valpo расследует эти вопросы. ¹⁷⁷

Министр внутренних дел Лейно уже в известном обсуждении интерпелляции, обосновывая аресты, связанные с расследованием сокрытия оружия, заявил, что почти 50 человек, среди них многие офицеры на ключевых постах, покинули страну. Лейно повторил это в ноябре 1946 года, и к этому вопросу вернулись также в марте 1947 года, когда начался судебный процесс по делу о линии Генерального штаба. К этому времени все желающие стеллисты уже смогли вернуться на родину, не привлекая излишнего внимания.

Паасонен и Халламаа тайно перебрались в октябре 1945 года во Францию, где французские власти предложили им работу. Путешествие было совершено через Данию, где, по крайней мере, Халламаа получил новый паспорт. Он стал Ричардом Пальмом. ¹⁷⁸

Паасонен и Халламаа не рассказывали о своей работе во Франции. Судя по их репутации, работа, очевидно, была связана с радиоразведкой, расшифровкой кодов и, возможно, также с передачей информации. Местом работы был замок Беллуа в Париже. Всего в замке работало более десяти финских специалистов по разведке, прибывших во Францию различными путями. ¹⁷⁹ Среди них был также уже известный Юкка Мякеля, который позже вернулся на родину.

Министр иностранных дел СССР Молотов как-то в конце 1946 года заявил в письме высоким французским властям, что советским властям хорошо известно, что на французской службе находятся финские офицеры разведки, которых следовало немедленно передать Советскому Союзу. Это совершенно не устраивало французов – и тем более финнов. В результате в начале 1947 года французский военный самолет перевез финскую разведывательную группу, в составе которой была госпожа Халламаа и ее сын, в самый крайний угол французской оккупационной зоны, в небольшой город Вильбад. Вероятно, русским сообщили, что финны уже покинули страну. ¹⁸⁰

После замечания Молотова французские власти дали финнам понять, что финны выполнили свою задачу и могут уезжать. Осенью 1947 года Халламаа с семьей переехал в Испанию, в деревню Чурриана, где он, как Дон Рикардо, преуспел в выращивании гвоздик. Здесь великий финский радиоразведчик скончался 11 августа 1979 года. ¹⁸¹

Неизвестно, куда и каким путем уехали другие финны из Франции. Полковник Паасонен, который окончил французскую военную академию и занимал важные посты в финских вооруженных силах, вероятно, оставался во Франции некоторое время, а затем отправился в Швейцарию, где помогал маршалу Финляндии Маннергейму в написании мемуаров. Из Швейцарии Паасонен переехал в Соединенные Штаты.

При написании мемуаров Маннергейма у обоих джентльменов не было значительных архивных материалов, но, возможно, в них и не было необходимости. Мемуары были опубликованы в двух томах в Хельсинки в 1951 и 1952 годах. Произведение имеет только значение мемуаров. Паасонен был избран почетным членом Кадетского корпуса в 1971 году. В 1974 году он опубликовал книгу “Как начальник разведки маршала и уполномоченный правительства”. Произведение показывает, что у автора не было необходимых материалов, и что память подвела. Паасонен умер в 1974 году, в год выхода его книги, на чужбине.

Заключительный акт Стеллы Полярис следует рассмотреть здесь, хотя он произошел значительно позже заключения мирного договора. Депутат парламента М. Рюёмё и 12 других депутатов подписали письмо, которое парламент направил в конституционную комиссию 10 ноября 1950 года. Письмо содержало напоминание о том, что бывший юстиц-канцлер Т. Тарьянне в 1949 году, будучи юстиц-канцлером, пренебрег привлечением к ответственности лиц, участвовавших в проекте Стелла Полярис. В письме утверждалось, что Тарьянне намеренно содействовал прекращению судебного преследования в течение указанного года. Заключение конституционной комиссии было готово в конце мая 1951 года. К нему прилагалось объяснение Тарьянне.

Согласно заключению, полковники Аладар Паасонен и Рейно Халламаа, будучи исполнителями плана Стелла Полярис, совершили наказуемые деяния. Однако поскольку они постоянно проживали за границей и не могли быть допрошены по этому делу, определение уголовно-правовой природы их деяний пока не представлялось возможным. Таким образом, против них также не могло быть возбуждено уголовное дело. Конституционная комиссия сочла безосновательными утверждения, изложенные в письме, о совершении высшим командованием государственной измены или измены родине. ¹⁸²

14 и 15 июня 1951 года в парламенте был рассмотрен вопрос о незаконности действий юстиц-канцлера Тарьянне на основании заключения конституционной комиссии и письма Рюёмё. Главными зачинщиками дискуссии были, конечно, народные демократы, но после обсуждения парламент, проголосовав по этому вопросу, принял предложение депутата Ахмаваары о том, что юстиц-канцлер действовал в этом деле законно, и решил, что дело подлежит закрытию. Предложение Рюёмё поддержали только 33 депутата. ¹⁸³

Таким образом, операция “Стелла Полярис” завершилась в юридическом смысле.

Решение, конечно, не удовлетворило народных демократов. Это можно было ожидать, исходя из воображаемых выступлений в парламенте. Крайне левая пресса некоторое время резко писала о “стеллистах” и утверждала, что офицеры виновны в государственной измене и измене родине. Среди обвиняемых офицеров, помимо Паасонена, Халламаа и Лауткарни, были даже Маннергейм, Хайнрихс и Охквист. Можно было бы подумать, что и у крайне левых есть какие-то границы. Маннергейм получил признание Советского Союза как миротворец, Хайнрихс был допущен к разработке договора YYA, а Охквист проявил себя по другим заслугам.

Окончательная точка в деле Стеллы Полярис была поставлена, когда министр иностранных дел Швеции Свен Андерссон в 1974 году сообщил министру иностранных дел А. Карьялайнену, что все материалы, оставленные на хранение, уничтожены. Таким образом, навсегда останется загадкой, что из разведывательных материалов могло остаться в Швеции или Франции, или в обеих странах. Халламаа не вывозил никаких разведывательных материалов в Испанию, и, насколько известно, Паасонен тоже не вывозил их в Соединенные Штаты. Однако их знания и опыт, конечно, остались при них.

Группу собственно офицеров-эмигрантов составляли, помимо Паасонена и Халламаа, а также других “стеллистов”, офицеры, так или иначе участвовавшие в сокрытии оружия или подозреваемые в этом, а также некоторые другие офицеры, по тем или иным причинам выехавшие за границу. Некоторые из беглецов вернулись в Финляндию после прояснения ситуации, но многие остались за границей.

Выше отмечалось, что майор Керувуори получил приказ покинуть страну после раскрытия сокрытия оружия в районе Оулу. Он был единственным, кто получил такой приказ. За Керувуори немедленно последовала группа офицеров. Майор П. Марттина, капитан П. Ипатти, лейтенант О. Синкко и прапорщики П. Луккари и С. Уйтто из отдельного батальона 4 перебрались в Швецию как разведчики дальнего действия. ¹⁸⁴

Командор-лейтенант У. Юурамо покинул страну до оглашения приговора и отплыл в Нью-Йорк. Там он устроился помощником капитана на шведское судно, после чего о нем ничего не известно. Помощники Хаахдена майор А. Хавола и подполковник З. Дункер покинули страну. Известный полковник А. Марттинен самостоятельно отправился в Швецию. Офицеры стекались туда, не зная друг о друге, каждый своим путем. Помощники находились то тут, то там, например, Джон Валтари, директор офиса Veitsiluoto Oy в Хаапаранте, через которого, очевидно, проходили многие бывшие люди Хаахде. ¹⁸⁶

Полковник Кайринен тщательно изучил этапы жизни офицеров-эмигрантов, насколько это было возможно. По его словам, финские офицеры и другие беженцы были собраны в лагере беженцев Сальствик, расположенном недалеко от Худиксвалля. Начальником лагеря был бывший капитан озерного судна Рённбэк, а хозяйкой – некая вдова. Их помощниками были эсэсовцы Э. Хямеенахо и Т. Ряйхя. В январе 1946 года в лагере находились, в частности, следующие финны.

Майоры Т. Туртиайнен, П. Ууситало, Марттина, Кайринен, Хавола, ротмистр В. Ярвинен, капитан Ипатти и капитаны О. Пихала, А. Пяйвариние и Т. Саастамойнен, лейтенант К. Керянен, а также прапорщики Луккари, Й. Анттила и А. Ханнула. Кроме них были так называемые “мужчины из общины” и некоторые другие. Доверенным лицом лагеря беженцев был знаменитый полковник Генерального штаба М. Аарнио, известный со времен Зимней войны как “Мотти-Матти” и как командир полка в Войне-продолжении. Он не занимался лесозаготовками, как другие лагерники, а изучал испанский язык, думая о будущем. Другой знаменитостью, прибывшей в числе последних, был кавалер Креста Маннергейма, капитан О. Алакулппи. Рыцарь № 72 был, помимо прочего, чемпионом мира по лыжным гонкам и отличным командиром дальней разведки. ¹⁸⁷

Полковник Марттинен никогда не жил в лагере беженцев, а в доме садовника замка Сальц. Хозяйка замка, баронесса Эбба фон Эссен, предоставила это жилье восхищавшемуся ею кавалеру Креста Маннергейма. ¹⁸⁸

Шведское правительство не одобряло долгосрочное пребывание финнов в Швеции. Ссылаясь на политические отношения между Финляндией и Швецией, представители шведского правительства объявили, что они депортируют лиц, укрывавших оружие, к концу 1946 года. Отношения между странами, возможно, не были единственной причиной этого решения; на него, очевидно, также повлияли преувеличенные слухи, раздутые вокруг дела о сокрытии оружия. Сами финны поставили укрывателей оружия в затруднительное положение и в Швеции. Сообщение шведов не стало неожиданностью для лагерников, так как подобная угроза уже была высказана ранее. Паасонен и Халламаа последовали ей. 

Полковник Марттинен немедленно приступил к подготовке отъезда так называемой “группы Марттинена” из Швеции. Ему помогали бывший посол Финляндии в США Х. Прокопе, консул Р. Нордстрём и подполковник М. Теря, которые в то время по определенным причинам находились в Стокгольме. Марттинен стремился установить контакты именно с Соединенными Штатами. Во время подготовительных работ к беженцам, укрывавшим оружие, присоединились также майор Е. Лассила и лейтенант И. Карьялайнен, бежавшие из тюрьмы Оулу. ¹⁸⁹

После всех приготовлений большая часть людей Марттинена прибыла в Соединенные Штаты в начале 1947 года. Некоторые следовали своим собственным планам. Марттинен стремился устроить себя и своих людей на службу в вооруженные силы США, что было непростым делом. Это потребовало значительных усилий и специальных договоренностей. С другой стороны, следует отметить, что американские коллеги знали Марттинена как умелого офицера. Организуя связи с вооруженными силами, Марттинен одновременно должен был поддерживать хороший дух в своей группе.

Не все офицеры стремились в Соединенные Штаты. Из лагеря в Сальствике в Венесуэлу отправились Аарнио, К. Йоханссон с семьей, Марттина с семьей, Луккари, А. Висманен, Синкко, Дункер, Е. Кокко и Л. Лаксен. ¹⁹⁰

Из них полковник Аарнио (1901-1984) работал математиком в Министерстве общественных работ Венесуэлы и профессором кадетского училища в 1947-1952 годах, после чего вернулся в Финляндию. Позже он был главным инспектором страховых компаний. Дункер продолжил свой путь в Аргентину, где занимал руководящие должности в 1946-1952 годах, после чего вернулся в Финляндию. Позже он был, среди прочего, генеральным директором Suomen Matkatoimisto Oy в 1960-1968 годах. Майор Лаксен (1912-1978) вернулся в Финляндию в 1952 году и работал на руководящих должностях в сфере бизнеса. Майор Кокко (1911-1984) работал в Венесуэле и Флориде. ¹⁹¹

К группе Марттинена, переехавшей в США, присоединились майоры А. Ааккула, П. Нюстен и Э. Патоярви, а также капитан А. Викстрём, которые прибыли в США своими путями. ¹⁹²

В декабре 1947 года финские офицеры-эмигранты записались рядовыми в вооруженные силы США. После различных этапов финны работали инструкторами по ведению зимних боевых действий на Аляске, одновременно изучая английский язык. Финны прошли базовую подготовку как местные солдаты. Летом 1948 года уже было около десяти капралов, а осенью – уже сержанты и штаб-сержанты. Марттинен вскоре начал действовать, чтобы его люди получили офицерские звания, хотя бы в запасе. Инициатива привела к тому, что его люди были повышены 16 марта 1950 года до офицерских званий в запасе, но они будут служить офицерами только тогда, когда будут призваны на службу как действующие офицеры. Финнам не пришлось долго ждать этого приказа, так как 6 июня 1951 года финские офицеры запаса получили приказ поступить на службу в качестве действующих офицеров. Приказ был ускорен Корейской войной (1950-1953). ¹⁹³

Исчерпывающее объяснение полковника Кайринена о службе финских офицеров-эмигрантов в вооруженных силах США изложено в приложениях 1-5 его книги, из которых приложение 3 цитируется здесь с некоторыми исключениями.

Финские офицеры в армии США

Марттинен, Альпо, полковник, 1908-1975

Ааккула, Антеро, полковник, 1909

Кайринен, Пааво, полковник, 1912

Керавуори, Айто, полковник, 1910

Керянен, Калле, полковник, 1921

Лассила, Эйно, полковник, 1907-1986

Алакулппи, Олави, подполковник, 1915-1990

Хавола, Антеро, подполковник, 1911

Патоярви, Эрик, подполковник, 1912-1985

Викстрём, Арви, подполковник, 1915

Нюстен, Паули, майор, 1907-1961

Торн (Тёрни), Ларри, майор, 1916-1966

Пяйвариние, Анто, капитан, 1892-1980

Саастамойнен, Тойво, “капитан”, 1911

Туртиайнен, Тойво, капитан, 1904-1972

Анттила, Юхо, лейтенант, 1902-1986

Синкко, Онни, лейтенант, 1911-1985

Уитто, Суло, лейтенант”, 1911

Ярвинен, Веса, сержант, 1916-1972

Пихала, Олави, “капрал, 1914-1976

Из них Пихала уволился уже в 1948 году, а Ярвинен в 1950 году, переехав в Финляндию. Таким образом, ни один из них не достиг офицерского звания. Анттила, Пяйвариние, Туртиайнен и Уитто уволились в феврале 1951 года. Туртиайнен переехал в Финляндию в середине 1950-х годов. Саастамойнен был переведен в запас летом 1951 года. Нюстен уволился в марте 1958 года и переехал в Финляндию. Вертолет Торна врезался в гору 18 октября 1965 года в Северном Вьетнаме, и он был объявлен погибшим 19 октября 1966 года. Кайринен вернулся на родину в 1982 году, прослужив в вооруженных силах США 21 год. ¹⁹⁴

О многих финских офицерах, служивших и сражавшихся под флагом США, можно было бы написать отдельную книгу. Такие авторы наверняка найдутся. Кавалеры Креста Маннергейма Марттинен и Алакулппи, не умаляя заслуг других, действовали в чужой армии так же искусно и смело, как и в своей. Рассмотрим в этой связи лишь один случай.

Капитан, после гибели майор Лаури Тёрни, или Ларри Торн, был редкой смелости и колоритной личностью, чья короткая жизнь не имеет себе равных. Тёрни уже в юности, будучи младшим сержантом, сражался в Зимней войне, отличившись в уничтожении котлов к северо-востоку от Ладоги. В 1941 году Тёрни некоторое время был эсэсовцем в Германии, откуда по неизвестной причине вернулся в Финляндию. Тёрни сражался прапорщиком осенью 1941 года в Восточной Карелии, проявляя большое мужество и лидерские качества. Он был командиром танкового подразделения и противотанкового подразделения, а также командиром роты в Войне-продолжении. Тёрни был награжден Крестом Маннергейма № 144 9 июля 1944 года. После войны он организовывал вывоз беженцев в Швецию, в том числе полковника Марттинена. В 1945 году Тёрни перебрался в Германию и сражался там в рядах нацистской Германии в качестве командира роты. Он попал в плен к англичанам, но бежал в Финляндию, где его арестовал Вальпо. В 1946 году Тёрни был приговорен к шести годам каторги за государственную измену, но был помилован в 1948 году. В следующем году он перебрался через Швецию в Венесуэлу, а оттуда в Соединенные Штаты. После многих перипетий Тёрни с помощью Марттинена получил гражданство США и дослужился от рядового до лейтенанта в 1956 году, после чего был направлен в Германию. В 1960 году Тёрни был повышен до капитана и направлен в Италию, затем в Иран, а в 1963 году во Вьетнам. В его обязанности входили специальные задания. Тёрни периодически возвращался в Соединенные Штаты для обучения партизанской борьбе, но в 1965 году снова был направлен во Вьетнам, где его сказочное везение в конце концов покинуло его. ¹⁹⁵

Финские офицеры-эмигранты работали как в США, так и в разных частях мира, часто на очень ответственных должностях: это происходило на Филиппинах, в Иране, Италии, Корее, Норвегии, Франции, Германии, Японии, Вьетнаме и даже на Южном полюсе. Отличившиеся финны буквально купались в американском дожде из почестей, медалей и особых знаков. Например, полковники Керавуори и Керянен получили по 14 наград каждый. У Кайринена есть специальное приложение, посвященное наградам, которое действительно показывает, как высоко ценили финнов. ¹⁹⁶

Общее число офицеров-эмигрантов точно определить невозможно, так как офицеры покидали страну и по другим причинам, помимо дела о сокрытии оружия и операции «Стелла Поларис». Как минимум семь человек, названных Советским Союзом военными преступниками, покинули страну, среди них были полковники В. Котилайнен и Й. Араюури. К этим военным преступникам мы вернемся позже. Причиной бегства не всех покинувших страну офицеров было преступление, а общая неуверенность в собственной судьбе в Финляндии. Фактически, лишь малая часть офицеров совершила преступления, очень малая часть.

Согласно статистике, зимой 1951 года только в Швеции насчитывалось 43 человека, служивших в разведывательном и информационном отделе главного штаба, и 13 человек, служивших в других подразделениях, то есть всего 56 человек. К сожалению, статистика не сообщает, сколько из них были офицерами. ¹⁹⁷

В целом, следует отметить, что родина не нуждалась в тех людях, которые самоотверженно ее защищали. С другой стороны, у некоторых на совести могли быть вопросы, которые не хотели выяснять публично. У проигравшей в войне стороны всегда иные права, чем у победителя. Во время Второй мировой войны можно было оправданно убивать миллионы мирных жителей, но даже малейшие ошибки противника считались тяжкими преступлениями. Финские офицеры-эмигранты были достойными примерами для своей родины и по-своему прославили Финляндию во всем мире. Исключения, как правило, приходится поискать уже хотя бы потому, что страну покидали лишь самые инициативные и энергичные.

---

Военнопленные и военные преступники

---

Финляндия по условиям перемирия была вынуждена передать союзникам, на практике высшему военному руководству Советского Союза, находившихся в ее распоряжении советских и союзных пленных, а также граждан Советского Союза и союзных наций, которые были интернированы и насильно (sic) привезены в Финляндию, для возвращения на родину. Одновременно финские военнопленные и интернированные лица, находившиеся на территории союзных наций, должны были быть переданы Финляндии.

Прежде чем рассматривать вопрос о репатриации военнопленных, посмотрим, что говорят международные соглашения о военнопленных и обращении с ними. IV конвенция Гаагской мирной конференции 1907 года касается «Законов и обычаев сухопутной войны». Финляндия приняла Гаагские конвенции 31 мая 1924 года, и они действовали во время наших войн 1939-1945 годов.

Положение о законах и обычаях сухопутной войны гласит о военнопленных, среди прочего, следующее:

«Военнопленные находятся во власти неприятельского правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен.

С военнопленными следует обращаться гуманно…

Государство может использовать военнопленных, за исключением офицеров, в качестве рабочих в соответствии с их званием и способностями. Эти работы не должны быть чрезмерно тяжелыми и не должны иметь никакого отношения к военным действиям. За работы, выполняемые в пользу государства, выплачивается вознаграждение по тарифам, действующим для военнослужащих собственной армии, выполняющих те же работы…

Заработная плата военнопленных должна использоваться для улучшения их положения, а излишек должен быть выплачен им при освобождении…

Если между воюющими сторонами не существует специального соглашения, то в отношении питания, размещения и одежды с военнопленными следует обращаться так же, как с военнослужащими того правительства, во власти которого они находятся…

Бежавшие военнопленные подлежат дисциплинарному взысканию…

Каждый военнопленный обязан по требованию сообщить свое настоящее имя и воинское звание…

Воюющее государство должно учредить бюро, которое будет предоставлять информацию о военнопленных и заполнять на каждого военнопленного карточку, в которой указываются личный номер, фамилия и имя, возраст, место жительства, воинское звание, воинская часть, ранения, место и время пленения, изоляция, ранения и даты и места смерти, а также все особые примечания». ¹⁹⁸

Советский Союз не присоединился к Гаагской конвенции, что, по мнению финского главного штаба, освобождало Финляндию от соблюдения положений этой конвенции в отношении Советского Союза и его граждан. Это было указано в приказе главного штаба № 106/Järj.2/sec. от 29 июня 1941 года. С другой стороны, в том же приказе говорилось, что положения конвенции, тем не менее, должны соблюдаться в применимых частях следующим образом:

• Военнопленные находятся во власти финского правительства, а не отдельных лиц или воинских частей, взявших их в плен.
• С военнопленными следует обращаться гуманно.
• Военнопленный обязан по требованию сообщить свое настоящее имя и звание. Если пленный отказывается это сделать, те преимущества, которыми он мог бы в противном случае воспользоваться, могут быть по усмотрению ограничены.
• Военнопленному должно быть разрешено хранить при себе принадлежащие ему лично вещи, если это возможно без ущерба для военных интересов или содержания пленных. Оружие, боеприпасы, наблюдательные приборы, а также военные документы ни в коем случае не должны оставаться у пленного.
• Военнопленного можно привлекать к работам, соответствующим его силам и способностям. Пленному, используемому на тяжелых работах, должно предоставляться питание, соответствующее характеру работы.
• Заболевшему военнопленному должен быть предоставлен надлежащий уход.

Главнокомандующий в приказе, опубликованном 8 июля 1941 года, перед началом стратегического наступления финнов, дал указания по обращению с военнопленными на захваченной территории:

«Боевые части должны вести себя с достоинством, соответствующим финской воинской доблести, сохраняя во всех ситуациях неукоснительные требования дисциплины и порядка». 200

Возвращение военнопленных со стороны Финляндии оказалось не таким очевидным, как можно было бы предположить. Финны попросту не смогли вернуть заявленное ими количество взятых военнопленных и не хотели возвращать так называемых «племенных пленных». С возвращением военнопленных было связано множество проблем, таких как высокая смертность военнопленных, злоупотребления в обращении с военнопленными и немецкие военнопленные.

Жданов уже 12 октября 1944 года направил премьер-министру Финляндии Кастрену письмо, содержавшее сообщения об издевательствах над советскими военнопленными. Одним из ужасающих фактов в письме было утверждение, что 28 августа 1944 года в лагере Ханко семеро военнопленных были зверски избиты, а один расстрелян. Жданов потребовал срочных мер по организации содержания советских военнопленных в соответствии с международными нормами. ²⁰¹

Савоненков 23 октября 1944 года сообщил о другом случае издевательства над военнопленными и ранении одного военнопленного. Савоненков потребовал в течение 24 часов арестовать названных по именам виновных и опубликовать в прессе сообщение о том, что финское правительство арестовало этих лиц. ²⁰²

Крайне неприятным для финнов стало письмо Союзной контрольной комиссии (СКК) с приложениями, переданное премьер-министру Кастрену 19 октября 1944 года.

«В соответствии со статьей 13 Соглашения о перемирии Союзная Контрольная Комиссия представляет первый список лиц, виновных в совершении военных преступлений, и требует их немедленного задержания и ареста. Указанные меры должны быть применены также к другим военным преступникам, часть из которых СКК уже называла ранее, включая адресованное Вам письмо СКК от 12 октября.

Что касается дальнейших мер, которые должны быть приняты в отношении перечисленных военных преступников после их ареста, их определит в свое время СКК. Союзная Контрольная Комиссия ожидает официального уведомления в 3-дневный срок об исполнении данного требования. Подпись: генерал-полковник А. Жданов». ²⁰³

К приложению к письму мы вернемся позже, так как оно касалось не только вопроса о военнопленных.

Серьезность ситуации с военнопленными весьма наглядно отражает запись в дневнике Паасикиви от 19 ноября 1944 года:

«Русские военнопленные, их подвергали телесным наказаниям, даже казнили за незначительные преступления… Финны совершили тяжкие преступления против русских военнопленных — издевались над ними. Печальное дело. Канцлер юстиции расследует дело военных преступников». ²⁰⁴

В связи с передачей военнопленных СКК как минимум дважды требовала разъяснений по поводу умерших военнопленных, которых, по одним данным, насчитывалось 18 313, а по другим – 18 700. Высокая смертность и требование СКК привели к тому, что военнопленным была предоставлена возможность подавать жалобы. Военнопленные почти сразу же подали около 1700 жалоб, точнее говоря, доносов. В связи с жалобами Маннергейм приказал создать специальный следственный орган по делам военнопленных, руководителем которого он назначил генерал-лейтенанта Й. В. Хэгглунда. Против этого генерала у СКК не было никаких возражений.

Высокую смертность среди военнопленных действительно трудно понять. Это было предосудительным явлением в цивилизованной стране. Смертность среди взятых финнами военнопленных в процентном отношении была одной из самых высоких во Второй мировой войне. Если учесть, что Финляндия более года не участвовала в войне, то она, по-видимому, стоит в одном ряду с тремя великими державами, а возможно, даже опережает Японию, Германию и Советский Союз.

На высокую смертность среди взятых Финляндией военнопленных в первую очередь повлияла плохая продовольственная ситуация. Второй причиной было плохое медицинское обслуживание. Писатель Эйно Пиетола подробно исследовал жизнь военнопленных и причины, приведшие к смертности, в своем произведении, опубликованном в 1987 году. Он отмечает, среди прочего, что скудные продовольственные пайки были некачественными и даже испорченными. Причиной смерти военнопленных обычно указывалась диарея, которая имела явную связь с испорченными продуктами питания или антисанитарными условиями. ²⁰⁵ Аналогичная причина смерти была распространена и в финских концентрационных лагерях, где от желудочных заболеваний умерло около 40% всех умерших в лагерях.

Зимой 1942 года сыпной тиф нанес сокрушительный удар по советским военнопленным. Заболевание во многом было обусловлено плохой личной гигиеной. Контрмеры, несмотря на предпринятые усилия, оказались недостаточными. ²⁰⁶ Особенно во время транспортировок медицинское обслуживание военнопленных было халатным.

Уже в 1941 году за шесть месяцев умерло 2369 военнопленных, но в следующий год позиционной войны смертность была поистине ужасающей – около 14 900 погибших. В том же году в концентрационных лагерях Восточной Карелии умерло не менее 3500 гражданских лиц. ²⁰⁷ Для сравнения отметим, что на фронтах в 1942 и 1943 годах погибло в общей сложности менее 10 000 финских солдат.

Смертность военнопленных довольно быстро снизилась после 1942 года. На это существенно повлияло улучшение продовольственной ситуации, но прежде всего изменение отношения, поскольку страна явно двигалась к военному поражению. Осенью 1943 года Маннергейм вмешался в обращение с военнопленными и подчинил лагеря и госпитали для военнопленных штабу коменданта по делам военнопленных.

В 1943 году умер «всего лишь» 731, а в 1944 году – в общей сложности 301 военнопленный. Согласно статистике Петрамаа, общее число умерших почему-то было меньше реального, то есть 18 313, хотя по данным расследования Органа по выяснению обстоятельств дел военнопленных, общее число умерших военнопленных составляло около 18 700. Всего финны взяли более 64 000 военнопленных, а наибольшее число пленных было 13 декабря 1941 года – около 55 570 военнопленных. ²⁰⁸

Казни военнопленных в лагерях и на рабочих объектах были удивительно частыми, хотя их трудно расследовать. Однако Пиетола в своем исследовании достоверно установил сотни казней, совершенных по тем или иным причинам. ²⁰⁹ Отчет о проверке лесозаготовительных участков для военнопленных за период около двух недель января 1942 года показывает, что за указанный период по разным причинам было расстреляно 15 военнопленных, умерло по другим причинам 50 и заболело 200 из общего числа примерно 1300 военнопленных. ²¹⁰ Из документов неясно, велся ли в штабе тыловых войск учет казненных военнопленных, хотя военнопленных казнили в Финляндии и Восточной Карелии как официально, так и неофициально.

В лагерях для военнопленных и концентрационных лагерях часто случались избиения, поскольку телесные наказания, согласно инструкциям, были разрешены и являлись публичными мероприятиями, на которых заключенных заставляли наблюдать за поркой своих товарищей. От избиений погибло несколько военнопленных, но невозможно установить, в какой степени наказания розгами повлияли на смерть военнопленных.

К сожалению, у многих финнов сложилось представление, что советские военнопленные в Финляндии жили легко, обитая в крестьянских домах с хорошим питанием и даже пользуясь расположением хозяек. Правда, что в крестьянские хозяйства в качестве рабочей силы передавали «доверенных пленных», которые пользовались особыми правами. С другой стороны, речь идет об относительно небольшом числе пленных, на основании которого и сформировались такие представления. Когда число умерших военнопленных составило почти 19 000, то есть около трети всех военнопленных, вряд ли есть основания подчеркивать благополучие военнопленных в Финляндии и Восточной Карелии.

По поводу возвращения военнопленных велись долгие и неприятные переговоры между представителями СКК и финскими властями. По данным Органа по выяснению обстоятельств дел военнопленных, было взято 64 188 советских военнопленных и возвращено 42 412 пленных. В лагерях для военнопленных умерло 18 700 пленных, немцам было передано 2048 военнопленных, и 712 пленных бежали. ²¹¹

К абсолютной точности цифр следует относиться с оговоркой, поскольку исследование Петрамаа 1951 года показывает следующее:

• Передано военнопленных к 31.3.1951 г., 42 407
• Признано умершими (цифра не окончательная), 18 550
• Передано немцам, 2 048

63 005

• Передано поверенному в делах Польши в Стокгольме, 36 поверенному в делах Испании в Стокгольме, 21

63 062 

• Батальон из представителей родственных финнам народов 3 (heimopataljoona 3) павших, пропавших без вести и: перебежчиков и др.,  114

63 176

• Не передано, 717

63 893

Если к последнему числу прибавить еще павших, пропавших без вести и непереданных из ингерманландского Отдельного батальона 6, всего 259 человек, то получится общее число 64 152 военнопленных, что очень близко к общему числу военнопленных, зарегистрированных Органом по выяснению дел военнопленных. Среди переданных военнопленных было 204 женщины, из которых двое были детьми. ²¹²

Органу по выяснению дел военнопленных пришлось обработать десятки тысяч страниц документов по делам военнопленных и на их основе провести многочисленные расследования и принять решения. В январе 1947 года было сообщено, что в Орган по выяснению дел было передано в общей сложности 3 049 следственных дел. Из них в суд было передано 910 дел, касавшихся 1 381 обвиняемого. Всего к различным наказаниям было приговорено 723 человека. Среди осужденных были один генерал-лейтенант, восемь старших офицеров, 107 других офицеров, 374 унтер-офицера и рядовых, а также 107 гражданских лиц. Вина осужденных была установлена:

• 42 убийства,
• 242 непредумышленных убийства,
• 7 убийств по просьбе самого военнопленного,
• 10 случаев нанесения побоев, повлекших смерть,
• 8 имущественных преступлений,
• 280 должностных и служебных проступков,
• 86 других преступлений. 213

В данном контексте не рассматривается вопрос о том, в какой степени военнопленных расстреливали на месте сразу после взятия в плен, поскольку этот вопрос не относится к теме. Однако, основываясь на многих источниках, можно утверждать, что финские солдаты расстреляли на месте сотни военнопленных. Не вдаваясь в подробности, можно констатировать, что во время Второй мировой войны в наступательных операциях не был редкостью устный приказ “пленных не брать”.

Военнопленные были возвращены в основном в установленном порядке. Однако передача так называемых племенных воинов вызвала проблемы. Вдохновленные примером Германии, финны вербовали из желающих советских военнопленных финно-угорского происхождения племенных воинов в свои ряды, обещая то, что не могло быть реализовано после войны.

Главнокомандующий одобрил в ноябре 1942 года план формирования племенного батальона. Приказ о формировании был отдан немедленно. Планировалось, что численность Племенного батальона 3 (HeimoP 3) составит 865 человек. Однако численность возросла, хотя точные данные о ее общем составе неизвестны. Обычно встречаются две цифры: 1 070 и 1 115, из которых 837 человек принесли присягу в Красной Армии. ²¹⁵ Практически все они были, таким образом, предателями родины по законам Советского Союза.

Бойцы Батальона родственных народов 3 тщательно отбирались из числа военнопленных, и их надежность пытались проверить с помощью осведомителей. В мае 1943 года батальон был переброшен на Карельский перешеек, где принял на себя ответственность за участок фронта. Батальон постоянно перебрасывали из одного соединения в другое, с фронта в тыл и обратно. Деятельность батальона на протяжении всего его существования характеризовалась ненадежностью. Дезертиров было сравнительно много. Трое из них были расстреляны, а 17 приговорены к исправительным работам. Четверо перешли на сторону Красной Армии.

Второй батальон представителей родственных народов, Отдельный батальон 6 (ErP 6), был сформирован в декабре 1943 года из ингерманландцев. 5 декабря 1943 года в Таллинне немцы передали Финляндии части Восточного батальона 644, сформированного из ингерманландских добровольцев, и других ингерманландских добровольцев. Батальон предполагалось использовать для освобождения Ингерманландии! Штатная численность батальона в августе 1944 года составляла 28 финских офицеров, 35 финских и ингерманландских унтер-офицеров, 1 финский и 579 ингерманландских солдат, то есть всего 694 человека. ²¹⁶

В состав племенных войск также входил Пехотный полк 200 (JR 200), сформированный по приказу главнокомандующего от 18 февраля 1944 года из эстонских добровольцев, который участвовал в тяжелых боях на Карельском перешейке летом 1944 года. Полк был выведен с фронта до окончания войны и переброшен в Ханко. Отсюда эстонские добровольцы, около 2 000 человек, были отправлены 19 августа 1944 года в Эстонию для борьбы на стороне немцев против Красной Армии. Оставшаяся часть полка, около 1 000 человек, была демобилизована в Ханко. Большая часть из них бежала в Швецию. Часть бойцов JR 200, перешедших в Эстонию, продолжала воевать в качестве партизан против Красной Армии. Солдаты этого полка в конце концов рассеялись по Финляндии, Швеции, Канаде, своей родине и кто знает куда еще. ²¹⁷

После вступления в силу перемирия финны быстро демобилизовали бойцов ErP 6, но по неизвестной причине демобилизация HeimoP 3 была отложена. 9 октября 1944 года батальон был переведен в Кемпеле, оттуда в Торнио и, наконец, 31 октября 1944 года в Раахе. Пока финны медлили, 1 ноября 1944 года СКК (Союзная контрольная комиссия) направила министру иностранных дел Энкеллю резкий меморандум. В нем говорилось, что финское военное руководство использовало военнопленных в активных боевых действиях вопреки международным правилам, и одновременно указывалось, что пленные не были заявлены в списках военнопленных, и требовалась их передача к 10 ноября 1944 года. ²¹⁸

Ситуация мгновенно изменилась после этого меморандума. Вечером 2 ноября 1944 года начальник Генерального штаба телеграфировал коменданту по делам военнопленных, что бывшие военнопленные из HeimoP 3 отныне должны рассматриваться как военнопленные. “Все меры по обеспечению эффективной охраны должны быть приняты, и попытки побега должны быть предотвращены, при этом, однако, следует учитывать корректное обращение с этими военнопленными”. ²¹⁹

После получения этой информации из племенного батальона немедленно бежали 13 человек. Приказы, касающиеся батальона, следовали один за другим. Поздно вечером 2 ноября комендант по делам военнопленных полковник С. Мальм направил в HeimoP 3 сообщение. В нем говорилось, что по приказу начальника Генерального штаба к 24:00 4 ноября 1944 года все бывшие военнопленные, служившие в различных формированиях Советской Армии и затем добровольно вступившие в наши вооруженные силы, должны быть переведены без вооружения и других боевых средств в лагерь для военнопленных № 2 в Наараярви. Согласно сообщению, побеги должны были быть предотвращены путем организации строгой охраны во время транспортировки. Кроме того, говорилось, что информация о переводе не должна передаваться посторонним. ²²⁰

На станции Лапалуото, внешнем порту Раахе, во время погрузки возникли беспорядки, но в конечном итоге финнам удалось погрузить в вагоны 644 человека. Во время транспортировки из Раахе в Наараярви сбежало не менее 445 человек. Без косвенной помощи финских охранников побег такого количества пленных был бы невозможен. Несколько финских офицеров были приговорены к аресту по этому делу.

4 ноября 1944 года начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Эш представил СКК подробный отчет о передаче советских и немецких военнопленных и интернированных, которая, в свою очередь, прямо выразила министру иностранных дел Финляндии свое недовольство передачей военнопленных.

После настойчивых требований СКК финны к концу 1944 года передали около 500 “племенных” пленных. СКК только усилила давление, потребовав 5 мая 1945 года также передать бойцов ErP 6. Несмотря на объяснения финнов, контрольная комиссия потребовала возвращения пленных к 30 июня 1945 года. Требование было выдвинуто слишком поздно. Многие из бойцов ErP 6 успели бежать в Швецию, а часть ингерманландских солдат вернулась в Советский Союз с гражданскими транспортами. В июне 1946 года было возвращено 175 бойцов ErP 6 и 611 бойцов HeimoP 3. Из Финляндии с гражданскими транспортами в Советский Союз выехали 282 бойца ErP 6 и 35 бойцов HeimoP 3. Возвращение “племенных” пленных продолжалось до июня 1953 года. Всего было возвращено 651-654 “племенных” воина, служивших в HeimoP 3, и 184 бойца ErP 6. По статистике, в 1951 году в Швеции точно находилось 302 “племенных” воина и, вероятно, еще 54 “племенных” воина. Сколько “племенных” воинов переехало в другие места или умерло, неизвестно.

Возвращение военнопленных было сложной проблемой для финских властей. Во-первых, потому что недостача составляла целых 18 700 военнопленных; во-вторых, потому что “племенные братья”, привлеченные в ряды необоснованными обещаниями, должны были быть возвращены в Советский Союз с неизвестными для них последствиями. О дальнейшей судьбе “племенных” воинов достоверных сведений нет.

Дела финских военнопленных в Советском Союзе также не были простыми. Там, разумеется, никаких расследований не проводилось. Советские власти передали 22 ноября 1944 года в первой партии 1 256 военнопленных, а на Рождество 1944 года – 541 военнопленного. В марте 1945 года СКК сообщила еще об одном небольшом количестве пленных. По данным правительства, к концу 1945 года Советский Союз передал в общей сложности 67 офицеров, 1 820 унтер-офицеров и рядовых, двух “лотт” (членов женской вспомогательной организации) и трех гражданских лиц, то есть всего 1 892 человека. Некоторых военнопленных возвращали и после этого, так как к концу 1947 года было возвращено 1 911 человек, а всего возвращенными считаются 1 931 человек. Кроме того, Советский Союз сообщил о смерти 404 военнопленных в лагерях. ²²⁴

Финская сторона не считала количество возвращенных военнопленных достаточным. Летом 1945 года Финляндия запросила у СКК информацию примерно о 3 940 пропавших без вести. ²²⁵

“Осенью 1945 года это дело было передано нашему посольству в Москве. Посольству была предоставлена специальная анкета, разработанная Министерством иностранных дел, по каждому пропавшему без вести, содержащая все доступные сведения о разыскиваемом лице. В марте 1946 года посольство передало Народному комиссариату иностранных дел Советского Союза 3 873 таких анкеты и попросило, чтобы соответствующие органы приняли меры для получения более подробной информации о судьбе указанных лиц. Позже было подано еще 85 запросов. Через пару месяцев Народный комиссариат иностранных дел ответил, что у советских властей нет никакой информации об этих лицах, поэтому дело следует считать закрытым. Тем не менее, время от времени в последние годы небольшие группы пленных и отдельные пленные возвращались на родину. Эти и другие военнопленные, вернувшиеся в другие страны, сообщали, что финские военнопленные все еще находятся в Советском Союзе.” ²²⁶

По словам Юрьё Лейно, весной 1946 года пропавших без вести было 3 958 человек. Учитывая последующие возвращения, судьба примерно 3 900 финских мужчин осталась невыясненной. В какой степени финны остались в Советском Союзе, останется вечной загадкой. С другой стороны, остается загадкой и то, сколько финнов осталось на полях сражений, особенно летом 1944 года, когда даже раненых не удавалось эвакуировать. 27,8 % финнов попали в плен даже будучи ранеными. В целом, остается только с уважением констатировать, что тысячи финских солдат покоятся в чужой земле.

За ранее упомянутым письмом Жданова от 19 октября 1944 года последовал Список № 1 “Лиц, признанных виновными в военных преступлениях и подлежащих немедленному аресту”.

В списке было 61 имя, у большинства из которых отсутствовало имя или звание, или и то, и другое. Примерно после каждого имени указывалось место службы соответствующего лица. Имена были транскрибированы с русского написания на финский и во многих случаях оставались предметом догадок. Арестовывающие фактически столкнулись с непосильной задачей.

“Следует отметить как своеобразную особенность, что в списке вовсе не фигурировали некоторые лица, которых “Правда” назвала военными преступниками, даже упоминая что-то об их поведении. Эти и многие другие несоответствия показывают, что окончательный список был результатом случайных решений, исключений и добавлений”. ²²⁸

На основании неполного списка власти достигли поразительных результатов: 22 октября 1944 года были арестованы генералы Палоярви и Паяри (Пояри), полковник К. Сауре (Саури), подполковник К. Виистеря (Вистера), капитаны А. Лаурикайнен, Й. Пёсси (Пессе) и С. Русанен, инженер-капитан К. Грундстрём (Рунстрем), капитан медицинской службы Э. Аптер, лейтенанты П. Каллио (ныне Рауткаллио), К. Сихвонен, Т. Сойнинен, Х. Эломаа, Т. Пёсё (Песе), Р. Салмела (Салмело) и Х. Тёрмя (Керри Торма), прапорщик С. Каулио (Каулис), старший сержант А. Айрола, сержанты В. Вилхула, Э. Мякеля, Х. Ковала и В. Линдстрём (Линдестем), младшие сержанты М. Лохикоски (Лохекоске), А. Сарайоки (Сарайокки), С. Мяенпяя (Мяялепээ), А. Вуори, М. Юлилуома (Мюли-луома), П. Миелонен (Милонен) и Т. Яаккола (Якола), а также рядовой Л. Лехтинен. На следующий день были арестованы боцман А. Койвусало (Койвасало) и сержант С. Хирвонен (Хервонен), 24 октября был арестован лейтенант П. Ниеми, а 19 ноября – рядовой Р. Мякиля. Аресты продолжались и в следующем году: в начале года были арестованы агроном А. Тииро, подполковник В. Палохеймо, капитан Т. Ниеминен (Ниеми), старший сержант Р. Мякиля (ныне Лассила) и сержант В. Яаккола. Еще 23 июля 1945 года был арестован кладовщик Т. Нюрос (ефрейтор Ниррус), а 18 августа 1945 года – майор А. Кууринмаа (Куурела) и примерно в то же время старший сержант Э. Сивонен. ²²⁹

На основании списка были арестованы 24 офицера, 15 унтер-офицеров и пять рядовых. Учитывая, что упомянутые в списке генералы Араюури и Туомпо, а также полковник Котилайнен осенью 1944 года выехали в Швецию и что всего страну покинуло семь человек, арестовавшие достигли приемлемого результата.

Судя по всему, СКК намеревалась предоставить финнам по крайней мере второй список обвиняемых или уточнить первый. Это подтверждается тем, что рассматриваемый список имел номер 1 и что дополнительные расследования действий финнов в Восточной Карелии еще продолжались. Их проводила специальная комиссия, в которую входили С. Сулимин, И. Трускинов и Н. Ситов.

В списке № 1 было 34 опознанных имени из работы Б. Биндера, которая была одобрена к печати уже 31 августа 1944 года – то есть в спешке, до перемирия. ²³⁰ С другой стороны, из собранных Биндером имен военных преступников некоторые были исключены.

Материалы, собранные Специальным комитетом, были одобрены к публикации 12 сентября 1945 года. Ответственным редактором работы был А. Пази. Она значительно отличалась от работы Биндера, хотя в ней и были те же имена, что и в списке 1. Следует отметить, что в книге Пази среди военных преступников уже нет генералов Паяри, Палоярви и Туомпо, нет полковника Сауре и капитана Пёсси. Напротив, специальная комиссия представляет почти полностью новый список финских военных преступников.

Главными военными преступниками были высшие руководители военной администрации: подполковник (полковник) В. Котилайнен, подполковники Г. Нордстрём и Э. Куусела. После них перечислялись члены консультативного совета командующего военной администрацией и начальники округов: подполковники У. Сихвонен, В. Вяйсянен и В. Палохеймо. Полную ответственность, по мнению специальной комиссии, должны были нести также генерал-майор Й. Араюури, а также несколько начальников отделов штаба военной администрации, некоторые начальники лагерей и округов и большая часть редакции газеты “Свободная Карелия”. В этом списке около 40 имен. ²³¹ Но на других страницах книги упоминаются несколько финнов, которые были виновны именно в преступной деятельности.

Поверхностное сравнение со списком 1 показывает, что, помимо вышеупомянутых лиц, в списке 1 нет, например, сержанта В. Ламберга. Ламберг служил фельдфебелем в концентрационном лагере № 5. ²³² О нем есть несколько негативных упоминаний как в работах Биндера, так и Пази. Лейтенант Малмиваара и его помощники не указаны в списке 1, хотя в работе Пази о них есть весьма неблагоприятные упоминания. Также отсутствуют имена Л. Лехтинена и А. Ипатти, которые были “палачами” в том же лагере, что и Микко Лохикоски. Этот лагерь, Ильинский совхоз, или Лагерь № 8, был тем самым, где было много людей из списка 1 и где 70% всех заключенных умерли от голода и побоев. ²³³

Упомянутый в списке лейтенант Эско Саловаара, который был начальником Лагеря № 2, фигурирует на страницах обеих работ в весьма неприятных эпизодах, например, как избивавший женщин и поддерживающий дисциплину. ²³⁵ Саловаара покинул страну после вступления в силу перемирия.

В августе 1945 года люди, арестованные на основании списка 1, были переведены в Миехиккяля. Позже они стали известны как “пленные из Миехиккяля”. Однако до этого уже были освобождены генералы Паяри и Палоярви. В Миехиккяля продолжалось ожидание, поскольку, согласно письму Жданова, СКК должна была окончательно решить, что делать с людьми, указанными в списке. Ожидание было мучительным, особенно потому, что многие из арестованных были невиновны.

После подписания Парижского мирного договора 20 февраля 1947 года СКК направила правительству Финляндии письмо, на основании которого были освобождены Аптер, Эломаа, Грундстрём, Лаурикайнен, Пёсси, Русанен, Сауре, Сихвонен, Тёрмя, Койвусало, Линдстрём, Мякиля, Сивонен, Вуори, Юлилуома, Нюрос и Юли-Маннила.

Обвинения были предъявлены Каллио, Кууринмаа, Ниеминену, Алапиесса, Сойнинену, Виистеря, Айрола, Хирвонену, Яаккола, Ковала, Вихула, Лохикоски, Мяенпяя, Сарайоки, Лехтинену и Миелонену. Дальнейшее расследование было назначено в отношении Пааси, Палохеймо, Пёсё, Салмела, Тииро и Каулио. ²³⁶

Дело людей из списка 1 завершилось только в декабре 1947 года, когда Высший военный суд отклонил обвинение против Палохеймо. Военный суд вынес 14 приговоров к лишению свободы. По этому делу было арестовано 45 человек, из которых 30 были освобождены без предъявления обвинений или вынесения приговора. ²³⁷

Те, кто покинул страну, в основном вернулись на родину после заключения Парижского мирного договора, где их дела рассматривались военным судом. ²³⁸

Летом 1948 года был допрошен вернувшийся генерал-лейтенант Туомпо, которому, разумеется, обвинений не предъявили. Ведь его даже не было в списке специальной комиссии. Убедившись, что ему не будут предъявлены обвинения, генерал-майор Араюури вернулся в Финляндию в конце 1948 года. Так же поступил полковник Котилайнен в марте следующего года. Обоих офицеров обвиняли в том, что, будучи командующими военной администрацией в Восточной Карелии, они совершили расовую сегрегацию. Обвинения были отклонены в основном потому, что контрольная комиссия не конкретизировала их. Финским документам, ясно свидетельствующим о дискриминации русского населения, в суде не придали никакого значения. Вряд ли их даже рассматривали.

Один из спектаклей, предусмотренных договором о перемирии, в любом случае закончился, но закончился ли он в правильном порядке или поспешно? Совершенно очевидно, что СКК поторопилась, отправив свой первый список, который так и остался последним. Однако из соображений престижа она не захотела его исправлять или отменять, хотя осенью 1945 года в ее распоряжении был более надежный отчет о военных преступниках, подготовленный специальной комиссией под руководством Пази. С другой стороны, контрольную комиссию в то время гораздо больше интересовало наказание виновных в войне, чем привлечение к ответственности возможных военных преступников.

Хювямяки резко критикует советские обвинительные материалы и схематичную унификацию. Он приводит пример свидетельских показаний, которые могут быть правдивыми в отношении некоторых допрошенных. “Ни о каком стремлении к объективной оценке условий оккупационного периода не могло быть и речи, и свидетели явно боялись давать подобные показания: методы допроса НКВД времен Сталина и Берии были слишком хорошо известны. В целом, материалы, даже будучи односторонне очерняющими, давали интересную картину взаимоотношений гражданского населения, размещенного в переселенческих лагерях”. ²³⁹

Хювямяки мог бы учесть, что концентрационные лагеря стали переселенческими только с поздней осени 1943 года, когда поражение в войне казалось неизбежным. Только осенью 1943 года на оккупированной территории перешли к одинаковой оплате труда для свободного русского населения и финно-угорского населения. Это, конечно, не касалось русских, находившихся в концентрационных лагерях. Рассматривая показания свидетелей, представленные на допросах, следует отметить, что это были доносы озлобленных людей; вряд ли Сталин и Берия имели к ним какое-либо отношение.

“Пленные из Миехиккяля были фактически осуждены еще до начала процесса. В лучшем случае их страдания могли быть прекращены как можно скорее, но без приговора они вряд ли бы вышли на свободу”. ²⁴⁰

При рассмотрении приговоров следовало бы ознакомиться с опубликованным исследованием Пази, которое, возможно, наиболее ясно раскрывает заявления доносчиков. Если есть желание защитить финнов, что, естественно, правильно, то следует верить собственным документам, которые неопровержимо свидетельствуют о большом безразличии к военнопленным и русскому гражданскому населению. Поведение финнов в концентрационных и трудовых лагерях вызвало горечь, которая быстро обернулась местью, но все же не в такой степени, как в других странах, воевавших против Советского Союза.

Блинникка спрашивает: “Было ли дел о военных преступлениях в конечном итоге мало или много – это в значительной степени вопрос престижа. При рассмотрении цифр в любом случае полезно помнить в качестве справочной информации, что преступления накапливались за многие годы войны и что одних только военнопленных было более 64 000, к которым добавлялись еще и интернированные”. ²⁴¹

К этому можно добавить, что под контролем финнов, помимо военнопленных, находилось около 42 000 “иноплеменников” – практически русских, – из которых 15 000–20 000 были заключены в различные лагеря, а остальные также находились в особом положении по сравнению с финно-уграми. Под контролем и, следовательно, под властью финнов находилось в общей сложности 106 000 советских граждан. На этом фоне количество осужденных и сами приговоры были невелики. В отношении военных преступников финны, вероятно, должны были заранее объявить, что дело будет решено собственными силами и без промедления. Возможно, финские власти не совсем серьезно отнеслись к ожиданию пленных в Миехиккяля.

---

Мучительное возвращение беженцев

---

Согласно договору о перемирии, Финляндия должна была, помимо военнопленных, немедленно передать “также тех граждан Советского Союза и союзных наций, которые были интернированы и насильно доставлены в Финляндию”. Слово “насильно” не имело никакого значения, как станет ясно позже.

По планам немцев, в Ингерманландию должно было быть переселено 350 700 немцев. Это означало германизацию Ингерманландии. В этом смысле посол Германии уже в декабре 1941 года предложил министру иностранных дел Виттингу переправить 50 000 ингерманландцев через Финский залив, как только залив замерзнет. Однако на данном этапе финны не были готовы принять ингерманландцев, несмотря на аргументы немцев. ²⁴²

Из Финляндии в Ингерманландию отправилась исследовательская комиссия для изучения заявленной немцами плохой продовольственной ситуации. Комиссия пришла к выводу, что сведения немцев преувеличены, хотя ситуация и была плохой. Финны поставили в Ингерманландию зерно, а также несколько врачей и пасторов, но на переселение ингерманландцев по-прежнему не соглашались. Однако по гуманитарным причинам в ноябре 1942 года в Финляндию было перевезено 400 сирот. ²⁴³

После формирования общественного мнения ингерманландскими организациями, находившимися в Финляндии, 1 декабря 1942 года правительство решило предложить правительству Германии переселить ингерманландцев в Финляндию. В основе предложения правительства лежала нехватка рабочей силы в стране. Правда, предложение обосновывалось голодом среди ингерманландцев и племенной идеей. Однако немцы уже не были так охотно настроены на переселение ингерманландского населения, поскольку сами нуждались в рабочей силе, в основном для укрепления оборонительных позиций. Однако 23 января 1943 года Германия сообщила, что в Финляндию можно переселить 12 000 человек, из которых около 8 000 трудоспособны. Однако базовая квота была превышена, поскольку семьи старались сохранить вместе, а детей было много. На первом этапе, с 27 марта по 17 октября 1943 года, в Финляндию было переселено в общей сложности 22 050 ингерманландцев. ²⁴⁴

С ухудшением военной обстановки немцы в сентябре 1943 года начали принудительную эвакуацию населения из Ингерманландии в Эстонию. По гуманитарным соображениям 8 октября 1943 года правительство Финляндии решило принять ингерманландцев, финнов и водь, если они захотят переехать в Финляндию. Второй этап переселения уже не был мирным и организованным, поскольку немцы опустошали Ингерманландию со свойственной им рутиной. В связи с этим уже нельзя безоговорочно говорить о добровольном переселении в Финляндию, хотя оно и происходило из Эстонии. На втором этапе, с 18 октября 1943 года по 14 апреля 1944 года, в Финляндию было переселено 38 283 ингерманландца, среди которых было 333 эстонских финна. И после этого к 17 июня 1944 года из Эстонии в Финляндию было переселено еще 830 ингерманландцев, среди которых было около двадцати эстонских финнов. Кроме того, из Германии в Финляндию было переселено 2 042 ингерманландца. ²⁴⁵ Во время последних переселений наступление Красной Армии прокатилось по Карельскому перешейку в сторону Выборга.

Всего, согласно диссертации Пекки Невалайнена, из Ингерманландии и Германии в Финляндию было переселено 63 205 ингерманландцев, среди которых было 357 эстонских финнов. ²⁴⁶

Первоначальной целью переселения ингерманландцев было заселение соплеменниками оккупированной Восточной Карелии. В этом случае можно было бы избавиться по крайней мере от русских, находившихся в концентрационных лагерях, и, возможно, от всего русского населения, которое планировалось переселить на захваченные Германией территории. Однако от этого плана пришлось отказаться просто потому, что военное положение Германии, а вместе с ней и Финляндии, резко ухудшилось летом 1943 года. С другой стороны, государственная полиция также выступала против переселения ингерманландцев в Восточную Карелию, поскольку не хотела видеть ненадежных граждан в приграничной зоне. Ингерманландцы были размещены в центральной Финляндии на максимально производительные работы, за исключением нескольких случайных случаев. ²⁴⁷

Среди подлежащих возвращению были и другие советские граждане, помимо ингерманландцев. По приказу Главного штаба 4 сентября 1941 года на вновь захваченной территории были расформированы пять колхозов, а их жители были переведены через Тааветти в лагерь Муурола в Миехиккяля. Всего было переселено 1114 мужчин, женщин и детей. Заключенным разрешили взять с собой определенное количество коров. Лагерь назывался концентрационным, но, с другой стороны, его приравнивали к лагерю для военнопленных. В лагере соблюдались те же принципы, что и в Восточной Карелии. К финно-уграм относились более благосклонно, чем к русским. Характерные черты расовой сегрегации проявлялись в том, что у финно-угров было больше свободы передвижения, выше зарплата и больше продовольственные пайки, чем у русских. ²⁴⁸

В связи с эвакуацией из Восточной Карелии в Финляндию переехало 2 799 человек, из которых 2 196 были финно-уграми, а 603 – “иноплеменниками”. Среди финно-угров было 1 422 карела, 314 вепсов, 214 финнов, 176 ингерманландцев и 70 других. “Иноплеменники” были в основном русскими и украинцами. Среди переселенцев было 107 заключенных переселенческих лагерей и 106 заключенных. ²⁴⁹

Советские граждане, переселенные из Восточной Карелии, были размещены в лагерях для населения в Хаапамяки, Каухава, Руукки и Алапиткя, где находилось в общей сложности 1 180 эвакуированных. Остальные восточные карелы были рассеяны по Финляндии для трудовой повинности, а преступники были заключены в тюрьмы.

Из Советского Союза в Финляндию было переселено почти 70 000 гражданских лиц. Одних только ингерманландцев к 31 октября 1944 года в Финляндии насчитывалось 63 227 человек. ²⁵⁰

Для возвращения ингерманландцев, карел и “иноплеменников” в Советский Союз были предприняты особые меры. Отдел по делам переселенцев Министерства внутренних дел получил задание по возвращению советских граждан; ведь у него был огромный опыт еще со времен Зимней войны. Для сбора возвращаемых был создан 21 сборный пункт, куда большая часть переселенных из Советского Союза прибыла добровольно.

Это следует рассматривать на фоне того, что ингерманландцы тосковали по дому. Условия в Финляндии оказались не такими радужными, как представлялось. Во многих случаях с ингерманландцами и карелами обращались грубо, и их зарплата была низкой. Их даже называли “рюсся”. ²⁵¹

Однако многие тысячи ингерманландцев прижились в Финляндии и боялись принудительной репатриации, не желая возвращаться на прежние места жительства. Когда значительная часть советских граждан не явилась на сборные пункты, осенью 1944 года полицейские власти начали “охоту” на ингерманландцев и переселенцев из Восточной Карелии. Этому, естественно, способствовало то, что Советский Союз хотел вернуть всех ингерманландцев и вообще всех советских граждан на родину из-за нехватки рабочей силы в стране и по соображениям престижа. СКК дала понять всем советским гражданам, что каждый должен вернуться на родину.

Для помощи тем финно-уграм, которые не хотели возвращаться в Советский Союз, возникло своего рода тайное народное движение. Многие частные лица участвовали в помощи “племенным братьям и сестрам”, давая деньги, организуя укрытия и, прежде всего, транспорт в Швецию.

Осенью 1944 года в Ботническом заливе царило особое оживление, так как тогда в Швецию было перевезено 5 200 эстонцев и не менее 1 000 ингерманландцев, а также – как уже отмечалось – большое количество финских беженцев. ²⁵² Помимо морских перевозок, беженцев переправляли также через сухопутную границу в долине реки Торнио, куда вели специальные этапные пути. Организаторами перевозок во многих случаях были бывшие члены АКС (Академическое Карельское Общество). В организации также участвовали полицейские и пограничники. Организаторы этапных маршрутов обычно действовали, вдохновленные племенной идеей, а организаторы морских перевозок – с целью заработка. ²⁵³

Возвращение ингерманландцев в Советский Союз началось 5 декабря 1944 года и продолжалось непрерывно до 15 января 1945 года. Ежедневно в Советский Союз отправлялось два поезда, в каждом из которых находилось 600-700 советских граждан с их вещами и домашними животными. Некоторым возвращенным финны предоставили новую одежду. Ингерманландцев отправляли не в их родные места, а дальше – в Сибирь. ²⁵⁴ За время этапа перевозок в Советский Союз было перевезено 56 030 советских граждан. Последующими перевозками к 19 сентября 1947 года в Советский Союз было возвращено еще 839 беженцев. Таким образом, всего было возвращено 56 869 советских граждан. Точно сказать, сколько из них было ингерманландцев и сколько карел, невозможно. Невалайнен, основываясь на своих расчетах, оценивает количество ингерманландцев в 54 900 человек. Примерно к такой же цифре приходит и Кирсти Керавуори. ²⁵⁵

Особенно трагичным стало возвращение ингерманландских сирот, которого настойчиво требовали представители СКК. Финны объясняли, что сироты долгое время находились на попечении финских семей, некоторые даже как приемные дети, поэтому семьи привязались к ним как к своим собственным. После обсуждений 22 декабря 1944 года СКК сообщила, что приемные родители должны подать официальное прошение Савоненкову, если они хотят оставить сирот у себя. Кроме того, комиссия хотела получить точный список детей, находящихся в семьях; когда он был готов, он содержал 332 имени.

14 января 1945 года СКК неожиданно объявила, что все сироты должны быть переданы. Объяснения и прошения финнов не помогли. Савоненков в заключение заявил, что у него есть инструкции отправить из Финляндии всех детей, кроме тех, кому меньше года, и что никаких исключений не допускается. На основании этого 14 января 1945 года из Хельсинки отправилась печальная группа из 213 детей навстречу неизвестному будущему. Во второй перевозке было отправлено 67 детей, и было установлено, что в предыдущих перевозках уже уехало 31 сирота. Непереданными остались шесть сирот. ²⁵⁶

В целом невозможно точно сказать, сколько советских граждан не было возвращено. Ранее было указано, что возвращено 56 869 советских граждан. Из них, по оценкам, 55 000 были ингерманландцами. По словам Кирсти Керавуори, в Финляндии осталось около 8 000 ингерманландцев. Из них, по ее оценкам, около 5 000 переехали в Швецию, а из них еще около 1 000 – в третьи страны. На основании этого, других советских беженцев было бы менее 2 000 человек. ²⁵⁷ Учитывая, что только из Восточной Карелии в Финляндию переехало около 2 800 гражданских лиц, существует недостача по крайней мере в тысячу человек. Где находятся эти люди, в данном контексте не имеет большого значения. Следует лишь констатировать, что, несмотря на строгость СКК, тысячам советских граждан удалось либо бежать из Финляндии, либо укрыться в Финляндии до тех пор, пока времена не улучшились.

---

Советский Союз как эксплуататор Финляндии

---

Основания для компенсаций

---

Финляндия никак не успела оправиться от войны против Советского Союза, так как военные расходы в 1942-1944 годах составляли около 60% от общих государственных расходов. При поддержке западных стран Советский Союз одну за другой взваливал на финнов свои требования о компенсациях. То, что Финляндия еще вела войну против немцев, не имело никакого значения. Требования о компенсациях были определены в соглашении о перемирии настолько расплывчато, что победитель мог легко использовать их в своих интересах.

Статья 11 соглашения о перемирии в части собственно военных репараций была ясной, хотя и суровой:

«Финляндия обязуется возместить Советскому Союзу ущерб, причиненный Финляндией военными действиями и оккупацией советской территории, на сумму 300 миллионов долларов, подлежащих уплате в течение шести лет товарами…»

Кроме того, в приложении H к соглашению говорится:

«Основой для расчета причитающейся по статье 11 Соглашения компенсации является американский доллар по его золотому паритету на день подписания соглашения, то есть 35 долларов за одну унцию золота».

Статья 14 соглашения о перемирии касалась возвращения Советскому Союзу в течение установленного срока в хорошем состоянии материалов, перемещенных с советской территории в Финляндию. Перечень был настолько общим, что на его основании можно было требовать чего угодно.

Статья 15 соглашения казалась совершенно ясной. Согласно ей, Финляндия обязывалась передать Советскому Союзу все находящееся на территории Финляндии военное имущество, принадлежащее Германии и ее вассалам, а также принадлежащие этим странам и находящиеся в финских территориальных водах военные и другие суда.

Следующая, 16-я статья, была на момент подписания непредсказуемой, хотя таких статей было и больше.

«Финляндия обязуется не допускать вывоза из страны или принудительного изъятия без согласия Союзного (Советского) Высшего Военного Командования всякого рода имущества (включая ценности и валюту), принадлежащего Германии и Венгрии или их гражданам, либо лицам, проживающим на их территориях или на оккупированных ими территориях».

На основании этой статьи указанное имущество было дальновидно заморожено для последующих распоряжений.

Эти последующие распоряжения проявились как бы незаметно на Потсдамской конференции 17.7.-2.8.1945. Вряд ли госсекретарь США Дж. Бирнс, предлагая советской стороне «пакетное решение», догадывался, что оно будет означать для маленькой Финляндии наряду со всеми другими обременениями. «В Германии державы-победительницы будут взимать военные репарации каждая со своей зоны, кроме того, русским будут гарантированы определенные дополнительные поставки из западных зон, которые не были жизненно важны для немецкой экономики. В этом случае американцы одобрили бы передачу территорий к востоку от линии Одер-Нейсе под польское управление». ¹ Пакет Бирнса был принят для достижения взаимопонимания.

На практике пакетное решение означало, что Советскому Союзу, который также удовлетворил бы территориальные претензии Польши, будет передано находящееся в Финляндии немецкое имущество и немецкие требования к Финляндии. К этому вопросу вернулись еще 12.9.1945 на совещании министров иностранных дел великих держав в Лондоне при подготовке мирных договоров. Молотов в отношении Финляндии предложил, среди прочего, чтобы статья 16 соглашения о перемирии была отменена и заменена обязательством передать находящееся в стране немецкое имущество Советскому Союзу. ² Таким образом, Финляндия как бы должна была компенсировать Советскому Союзу территории, полученные Польшей. Позже мы увидим, сколько финны заплатили за «пакетное решение» Бирнса.

После Потсдамской конференции интерес великих держав полностью сместился с проблем малых государств. Так, например, Союзная контрольная комиссия получила возможность действовать в Финляндии по своему усмотрению. 6 августа 1945 года американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму, гражданский объект, с разрушительными последствиями. Советский Союз два дня спустя объявил войну Японии, и его войска немедленно начали наступление в Маньчжурию и Корею. Американцы не щадили гражданское население даже тогда, когда японцы уже были на коленях. Они сбросили вторую атомную бомбу 9 августа 1945 года на Нагасаки, снова с ужасающими результатами. Японское правительство запросило у союзников условия капитуляции, и, получив их, приняло их 14 августа 1945 года. Следующий день стал днем победы союзников. Вторая мировая война закончилась. Предстояло время подведения итогов, которое во всех отношениях не закончилось и по сей день.

---

Военные репарации — превыше всего

---

СКК (Союзная Контрольная Комиссия) подняла вопрос о военных репарациях почти сразу после заключения соглашения о перемирии. Представитель комиссии В. Герасимов еще до официальных переговоров хотел получить информацию о том, что Финляндия может поставить Советскому Союзу в качестве военных репараций. Уже заранее можно было констатировать, что Советский Союз потребует больше продукции металлургической промышленности, чем ожидалось. Герасимов был недоволен предоставленной финнами информацией, в которой подчеркивалось значение деревообрабатывающей промышленности.

Правительство Финляндии 9 октября 1944 года учредило специальный комитет для оказания помощи министру иностранных дел в вопросе военных репараций. Председателем комитета был назначен горный советник В. Грэсбек. В комитет вошли все ведущие промышленники, разбирающиеся в вопросах военных репараций.

Официальная делегация Советского Союза по вопросам военных репараций прибыла в Хельсинки 17 октября 1944 года. Ее руководителем был совершенно неизвестный финнам комиссар Борисов. Другие члены переговорной группы, за исключением представителя СКК Герасимова, также были неизвестны финнам. В состав делегации входили, по крайней мере, что было предзнаменованием, два эксперта по военно-морскому флоту и комиссар электротехнической промышленности, что, казалось, было званием большинства членов. Со стороны Финляндии правительство назначило официальными переговорщиками министра иностранных дел Энкелля и министра торговли и промышленности Такки, а также их помощниками комитет Грэсбека, статус которого был официально закреплен.

Первые переговоры состоялись уже в тот же день, когда советская делегация прибыла в Хельсинки. На самом деле переговоров как таковых не было. Борисов просто попросил финнов представить список тех товаров, которые Финляндия намеревается предложить Советскому Союзу в качестве военных репараций. Когда у финнов такого списка не оказалось, он сказал, что ожидает его к следующему

дню. Удивленные финны попросили двухдневную отсрочку и получили ее. Финны были красны от спешки комиссара Борисова. Делегация военной промышленности, Сотева, которая должна была отвечать за поставки военных материалов, получила предвкушение будущих трудностей. ³

Финны представили запрошенное предложение в установленный срок, после чего Борисов запросил дополнительные разъяснения, в основном по машинам, оборудованию, баржам и судам. Разъяснение было представлено 20.10.1944, и одновременно Борисов представил финнам уточненную программу по требуемым Советским Союзом судам. Не вдаваясь в подробный перечень, отметим, что он включал, среди прочего, около 100 старых различных судов и несколько барж, 102 новых буксира, 120 моторных шхун и 172 различные баржи, а также деревянные баржи без точного указания количества. Программа Борисова полностью отличалась от финского списка. Однако этого было недостаточно, так как Борисов заявил в качестве официальной позиции Советского Союза, что поставки в счет военных репараций будут рассчитываться по уровню цен 1938 года. Это требование на практике означало увеличение суммы военных репараций вдвое. ⁴

На следующем заседании переговоров 2 ноября 1944 года Борисов объявил, что, согласно Москве, при ценообразовании военных репараций должен соблюдаться уровень цен 1938 года. Горный советник Грэсбек предметно сослался на соглашение о перемирии и его приложение, согласно которым в качестве расчетной основы был определен американский доллар на день подписания. Он продолжил, что Финляндия в марте 1944 года заявила, что не может выплатить военные репарации в размере 600 миллионов американских долларов, в связи с чем в сентябре они были снижены до 300 миллионов долларов. Если же теперь будет соблюдаться уровень цен 1938 года, то это будет означать военные репарации в размере 600 миллионов долларов. Грэсбек спросил Борисова, не означает ли бесконечное увеличение требований Советского Союза, что Финляндию хотят задушить. Борисов это отрицал, но остался при своем требовании, противоречащем соглашению о перемирии. Его аргументы были шаткими, но это были аргументы победителя. ⁵

У финской делегации после заявления Борисова не было возможности решить вопрос о ценообразовании военных репараций, и его пришлось оставить на усмотрение правительства. Первой ключевой проблемой нового правительства Паасикиви, начавшего свою работу 17 ноября 1944 года, стало именно ценообразование военных репараций. Переговоры по этому вопросу состоялись 25 января 1944 года между Ждановым, Паасикиви и Энкеллем. Жданов, верный установленным Москвой обязательствам, настаивал на уровне цен 1938 года, хотя это явно противоречило соглашению. Однако он сообщил, что они могут повысить цены на капитальные товары на 15% и на потребительские товары на 10% от вышеупомянутых цен. Одновременно он уточнил долю капитальных товаров в 175 миллионов долларов и долю потребительских товаров в 125 миллионов долларов. ⁶

Финское правительство провело различные расчеты для поиска возможных смягчений. Однако Жданов остался на своей позиции. 15 декабря 1944 года Жданов предъявил Паасикиви своего рода ультиматум. Договор о военных репарациях должен был быть подписан не позднее 17 декабря, так как он уезжает из страны. В том же разговоре Жданов ответил на запрос Паасикиви о поставках продовольствия из Советского Союза, что если договор о военных репарациях будет подписан, то Советский Союз предоставит продовольствие. ⁷ Правительство, выслушав позицию Жданова, пришло к выводу, что договор, несмотря на неопределенность, должен быть подписан.

Жданов и с финской стороны Паасикиви, Энкелль и министр торговли и промышленности О. Гарц подписали 17 декабря 1944 года в Смольне основной договор о военных репарациях, а также договор о поставках на первый год репараций. После подписания в банкетном зале состоялся ужин, во время которого выступили Паасикиви и Жданов. В частной беседе Жданов выразил Паасикиви свое удовлетворение договором. Кроме того, он сообщил, что Сталин очень доволен договором. ⁸

Согласно основному договору, поставки военных материалов распределялись по различным товарным группам следующим образом:

* Машины, оборудование и заводские механизмы 100,9 млн. долларов

* Новые суда 60,2 млн. долларов

* Продукция бумажной промышленности 59,0 млн. долларов

* Продукция деревообрабатывающей промышленности 41,0 млн. долларов

* Кабельная продукция 25,0 млн. долларов

* Суда торгового флота 13,9

Итого 300,0 млн. долларов

Программа была составлена таким образом, чтобы в каждый год поставок отправлялось товаров на 50 миллионов долларов. О масштабах поставок свидетельствует тот факт, что товары включали 199 наименований, а о суровости соглашения — то, что штраф за просрочку составлял 5% за каждый месяц просрочки сверх установленного срока, превышающий его как минимум на один. Штраф за просрочку мог быть уплачен либо соответствующими товарами, либо другими товарами по выбору получателя. ⁹

Реализация соглашения о военных репарациях потребовала от Сотева огромных усилий. Она получила от Государственного совета большие полномочия. Сотева имела право заключать от имени государства договоры с промышленниками, договариваться о выплачиваемых производителю компенсациях и об условиях обеспечения его производственных мощностей. В чрезвычайной ситуации Сотева могла прибегнуть к принудительному изъятию целых промышленных предприятий. Она имела право знакомиться с производственными планами предприятий, производящих продукцию для военных репараций, с их бухгалтерией и вообще со всем тем, что считалось безусловной коммерческой тайной. ¹⁰

У Сотева были закупочные конторы или представители за границей в 1946-1949 годах для приобретения сырья. Такие конторы были, в частности, в Бельгии, где контора представляла Сотева также во Франции и Западной Германии. Кроме того, были представительства в США, Швеции, Чехословакии и Англии. Представитель в Швеции также следил за интересами Сотева в Дании и Норвегии. ¹¹

Штрафные проценты могли стать для финнов роковыми, так как некоторые виды сырья для металлургической промышленности могли задерживаться на два года, и тогда штрафные поставки превышали бы стоимость товаров, поставляемых в счет военных репараций. В первый год репараций Финляндия выплатила штрафы. В течение следующих трех лет Советский Союз по просьбе аннулировал значительную часть штрафных поставок, а затем полностью освободил Финляндию от штрафов. ¹²

В начале поставок в счет военных репараций Финляндия была вынуждена передать Советскому Союзу после строгого отбора 105 судов. В их число входили, среди прочего, два ледокола, буксиры, пассажирские и грузовые суда. Принимая суда, советские власти не стеснялись их браковать. Отбракованные суда приходилось заменять многими ценными судами, которые были спроектированы для собственного использования. Вследствие передачи судов морской транспортный потенциал Финляндии тревожно снизился. ¹³

Металлургическая промышленность боролась с огромными трудностями, когда в конце 1945 года в поставках военных репараций наступило неожиданное облегчение. Во время визита в октябре 1945 года в Москву в качестве первой приглашенной после войны делегации, культурная делегация СНС была приглашена 8 октября 1945 года в Кремль на прием. Во время переговоров Сталин неожиданно спросил: «Облегчило бы положение Финляндии, если бы срок выплаты военных репараций был продлен?» «Это был бы подарок финскому народу», — ответила Хертта Куусинен. После переговоров первоначальный шестилетний срок поставок был продлен на два года. Делегация СНС также получила разрешение на публикацию этой информации по своей просьбе. Предыдущее основное соглашение было аннулировано, и в конце 1945 года было подписано новое соглашение, которое продлило срок поставок военных репараций до 1952 года. ¹⁴

Действия Сталина, по-видимому, были направлены на повышение авторитета СНС, чему также способствовала необходимость обнародования информации. В любом случае, «подарок» был значительным на том этапе, поскольку нехватка сырья для металлургической промышленности была острой.

6 апреля 1948 года в Москве между Финляндией и Советским Союзом был подписан Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи (Договор о ДСВП). После подписания обсуждались трудности, вызванные для Финляндии военными репарациями. По инициативе некоторых министров финское правительство попросило у Советского Союза облегчения по военным репарациям. Посол Советского Союза в Хельсинки Савоненков сообщил премьер-министру Пеккала, что правительство Советского Союза решило помочь Финляндии и с начала июля 1948 года сократить оставшуюся сумму военных репараций наполовину. К этому времени Финляндия поставила различных товаров на 153 миллиона долларов. Это означало, что в течение последних четырех лет предстояло поставить товаров на 73,5 миллиона долларов.

Это облегчение было значительным, но, несмотря на это, промышленность, производящая военные репарации, работала на высоких оборотах вплоть до последнего дня поставок. В Вайниккала в ночь перед последним днем ​​сдачи была невероятная спешка. Начальник станции и служащие работали посменно, чтобы все поставки пересекли границу в срок. Самоотверженный труд был вознагражден, так как последний поезд с военными репарациями пересек границу 18 сентября 1952 года.

Финляндия передала в качестве военных репараций товаров, оцененных по текущим ценам каждого года, примерно на 445 миллионов долларов. Поскольку номинальная стоимость репараций после облегчений составила 226,5 миллиона долларов, Финляндия фактически передала вдвое больше. К сумме репараций добавились штрафы за просрочку, транспортные расходы, переводы, административные расходы и расходы, связанные с закупками товаров для военных репараций. Расходы на военные репарации в трудные 1945-1949 годы составляли в среднем 12% от общих государственных расходов. В указанный период доля всех государственных расходов компенсационного характера составляла около 25,5% от всех государственных расходов. При рассмотрении этого бремени необходимо учитывать, что наряду с расходами на компенсации другие государственные расходы были исключительно высокими; расходы были вызваны расселением переселенцев, восстановлением, а также организацией ухода за родственниками погибших и инвалидами.

В данном контексте нет необходимости перечислять даже в общих чертах все те наименования, которые входили в поставки, но в качестве ориентировочных примеров отметим, что деревообрабатывающая промышленность поставила 2 785 000 кубометров различных пиломатериалов и 7 000 деревянных домов; бумажная промышленность поставила 210 000 тонн бумаги и 645 000 тонн целлюлозы; металлургическая промышленность отправила в Советский Союз более 500 различных судов, сотни барж, оборудование для 30 заводов и 50 000 электродвигателей, а также огромное количество различных насосов, клапанов, пил, строгальных станков, трансформаторов, узкоколейных паровозов и тепловозов, грузовых лифтов, токарных станков, медного провода и кабелей.

“Всего 141 490 вагонов с товарами для военных репараций пересекли границу между Финляндией и Советским Союзом. Транспортная загруженность была максимальной в 1945-1948 годах, и поскольку поставки обычно накапливались к последним дням месяца, работы по расписанию было предостаточно.

В качестве числовой игры, связанной с перевозками, отметим еще две большие цифры; из вышеупомянутых вагонов, соединенных вместе, образовался бы поезд длиной 13 441 550 метров, или, другими словами, 16 поездов, локомотив которых находился бы в Кеми, а последний вагон — в Хельсинки. Из всех поставленных судов, в свою очередь, можно было бы составить колонну судов общей длиной 20 километров.” ¹⁵

Когда последний вагон пересек государственную границу, Финляндия, учитывая ее размеры, выплатила уникальные военные репарации. Советский Союз предоставил ровно столько облегчений в поставках военных репараций, чтобы Финляндия смогла их выполнить. Премьер-министр Кекконен выступил 19 августа 1952 года по радио о военных репарациях, сказав в конце своей речи:

«Дорогие слушатели. Работа теперь выполнена до конца. Первоочередная благодарность за это принадлежит промышленности, производящей военные репарации, и всем, кто в ней работал, от высшего руководства до рядового работника…

Но в день окончания выплаты военных репараций необходимо также и в первую очередь смотреть вперед. Мы должны обеспечить занятость в нашей новой промышленности, выросшей на основе военных репараций. Это лучше всего достигается путем поддержания тесных и доверительных торговых отношений с Советским Союзом, который знает нашу продукцию и по опыту доверяет нашей способности поставлять. Если мы сможем правильно вести нашу торговлю с Советским Союзом, то за восемью тощими годами последуют восемь тучных лет». ¹⁶

---

Передача немецкого имущества

---

На основании ранее упомянутого решения Потсдамской конференции СКК письмом от 26 марта 1946 года призвала правительство Финляндии принять меры по передаче Советскому Союзу всего находящегося в Финляндии имущества, принадлежащего немецким лицам, немецкому государству и органам. Одновременно СКК сообщила, что ожидает ответа в течение недели о том, какие меры правительство намерено предпринять. Финны ответили в установленный срок, указав, что дело требует законодательных мер, и предложили переговоры для выяснения вопросов по требованиям.

В правительстве обсуждался этот вопрос, и предпринимались попытки найти компенсации, например, за разрушения, произведенные немцами в Лапландии, но такие вопросы не интересовали контрольную комиссию, которая торопила дело, представив ноту от 9 апреля 1946 года о долге Финляндии Германии на общую сумму 3 772 005 марок. СКК 15 мая 1946 года поторопила принятие закона о немецком имуществе. В этих условиях правительству пришлось представить законопроект о немецком имуществе. ¹⁷

При рассмотрении законопроекта в парламенте было отмечено, что он основывался не на соглашении о перемирии, а на состоявшейся в Берлине конференции трех держав, и что соглашение было в этом смысле особенным, поскольку на его основании частное имущество также использовалось для военных репараций. ¹⁸

Ввиду характера законопроекта он был рассмотрен в срочном порядке, и закон вступил в силу 1 июня 1946 года. Передача немецких дебиторских задолженностей была на самом деле для финской национальной экономики худшей перспективой, чем прямая передача имущества. Ее использование для покупки финских товаров и их вывоза из страны означало то же самое, что и увеличение военных репараций на соответствующую сумму, и поскольку Германия из-за гораздо большей финской встречной задолженности фактически никогда не смогла бы воспользоваться своими требованиями, их передача Советскому Союзу в целом должна была рассматриваться как обременение компенсационного характера. ¹⁹

Такого рода требование показывало, что советское правительство, казалось, не имело границ в своих требованиях о компенсациях. Оно мало заботилось о том, что совершенно невинные люди вынуждены были страдать. С другой стороны, следует отметить, что западные союзники одобряли такие меры.

К выселению из принадлежавших немцам домов приступили незамедлительно. Около 400 человек пришлось выселить из их квартир. Несмотря на это, имущество должно было быть быстро передано Советскому Союзу. В его собственность перешло около 90 немецких недвижимых имуществ, 72 дачных участка, а также четыре городских дома. Кроме того, Советскому Союзу перешло большинство акций примерно 70 различных акционерных обществ, а также немецкое квартирное и прочее движимое имущество. ²⁰

Самой сложной проблемой при передаче немецкого имущества стала передача Советскому Союзу примерно шести миллиардов старых марок. Для выяснения этого вопроса был создан комитет под руководством генерального директора С. Туомиоя. Делегация по урегулированию немецкого имущества сообщила комитету Туомиоя, что всего в Финляндии немецких средств насчитывается 6 525,8 миллиона марок, из которых 3 772 миллиона накопились Германии за поставленные в Финляндию военные материалы, которые еще не были оплачены. ²¹ Последняя упомянутая сумма была весьма сомнительной, поскольку Финляндия должна была передать немецкий военный материал Советскому Союзу и одновременно оплатить его Советскому Союзу. Кроме того, Финляндия не получила военного материала на эту сумму. При таком методе Советский Союз получил двойную компенсацию по крайней мере, за часть немецкого военного имущества.

Комитет производил различные расчеты, чтобы собрать необходимые средства. Он подсчитал, что от непосредственно передаваемого Советскому Союзу избыточного военного имущества можно будет получить около 1 060 миллионов, от продажи Янискоски-Паатсйоки с оборудованием – 2 962 миллиона, от восстановления разрушенного в результате воздушных бомбардировок здания посольства Советского Союза – 100 миллионов, а от продажи броненосца «Вяйнямёйнен» – 800 миллионов. Кроме того, комитет включил в свои расчеты различные поставки и материалы на сумму около 900 миллионов, такие как переданные Советскому Союзу топографические карты, захваченные у него в ходе войны железнодорожные батареи, некоторые военные корабли, использование некоторых малых судов в интересах Советского Союза, а также склады и портовые и лоцманские сборы. ²²

Передача немецких средств Советскому Союзу казалась непреодолимой проблемой наряду с тяжелыми военными репарациями. Паасикиви писал в своем дневнике 26 января 1947 года:

«Такки у меня. Мы обсуждали русские требования относительно немецких долгов. Этот вопрос был предметом упорных переговоров. Русские требования совершенно непомерны, необоснованны. Они требуют вместо шести миллиардов 166,5 миллиарда, требуют, чтобы мы компенсировали обесценивание финской марки. И во-вторых, хотят получить доступ к нашей промышленности, так же как в Венгрии и Румынии. Я посоветовал Такки придерживаться моих указаний.

Такки был того же мнения, что мы не можем уступить. Он поднял этот вопрос на заседании социал-демократической группы и партийного правления, где также пришли к мнению, что уступать нельзя». ²³

Несколько дней спустя Туомиоя сообщил Паасикиви, что русские внезапно отказались от уровня цен 1944 года и больше не требуют доли в наших промышленных предприятиях. Туомиоя был настроен оптимистично относительно достижения соглашения. Советская сторона была готова на определенные уступки, потому что они хотели выяснить вопрос до подписания Парижского мирного договора.

Паасикиви писал в своем дневнике 3 февраля 1947 года:

«По немецким требованиям достигнуто соглашение с русскими.

Русские сначала требовали такого же соглашения, как у них с Румынией и Венгрией, т.е. чтобы они получили 50% наших важных промышленных предприятий. Но когда мы (и особенно я) заняли твердую позицию, русские уступили (Пеккала обещал русским государственные заводы). Русские до последнего настаивали на своих требованиях, но мы не уступили.

Русские также отказались от штрафных санкций 1946 года за выполнение военных репараций». ²⁴

Советская сторона утверждала 21 января 1947 года, что Пеккала 3 сентября 1946 года обещал половину государственных компаний, к которым относились: Оутокумпу, Энсо-Гуцейт, Вейтсилуото, Оулу, Иматран Войма, Государственная верфь и Государственные металлургические заводы. Паасикиви исходил из того, что Пеккала должен объяснить, что он говорил и на каком основании. ²⁵

Возмещение Советскому Союзу гигантской суммы в шесть миллиардов, накопленной из немецких средств, распределялось таким образом, что на покупку товаров в Финляндии предполагалось использовать 3 020 миллионов. Перечень товаров включал, среди прочего, 15 000 лошадей по 48 000 марок, 350 000 штук дверей и оконных рам, 10 000 пар лыж, 117 000 м2 бараков, пиломатериалы, целлюлозу, бумагу, фанеру и кобальт.

Кроме того, Финляндия продала Советскому Союзу территорию Янискоски-Нискакоски площадью 176 км2 и входящую в нее электростанцию с определенными обязательствами на общую сумму 1 375 миллионов марок. Комитет Туомиоя на основании уступки 120 км2 оценил стоимость в 2 962 миллиона марок. Этот случай был уникальным в истории Финляндии, поскольку это был единственный раз, когда границы Финляндии были изменены и территория уступлена без заключения мира! ²⁶

Далее был продан броненосец «Вяйнямёйнен» за 265 миллионов марок, хотя финны оценили его в 800 миллионов. Для получения компенсационной суммы было согласовано отремонтировать советские суда на 400 миллионов марок, построить здание посольства за 75 миллионов и предоставить услуги на территории Порккала на 15 миллионов. Финляндия, помимо всего прочего, была вынуждена передать Советскому Союзу английские фунты на 465 миллионов марок, несмотря на острую нехватку фунтов. Финляндия продала за 60 миллионов государственную недвижимость в Ленинграде и Таллинне. Далее было основано финско-советское целлюлозно-бумажное предприятие, в уставный капитал которого Советский Союз внес 325 миллионов марок. Однако это АО «Вискоза» было ликвидировано уже в 1950 году, и советские вложения были снова компенсированы товарными поставками.  ²⁷ У Советского Союза, казалось, была ненасытная потребность в товарах. В ценообразовании он, по-видимому, следовал «мудрости» победителя.

Финские требования к Германии на сумму 1 564 миллиона марок никак не учитывались, равно как и разрушения в Лапландии, хотя на самом деле мы во многом оплачивали немецкие платежи Советскому Союзу. В любом случае, соглашение и его выполнение сняли один из самых неприятных вопросов о компенсациях.

До этого соглашения рассматривалось обязательство по статье 15 соглашения о перемирии о передаче Советскому Союзу находящегося на территории Финляндии военного имущества, принадлежащего Германии и ее вассалам. СКК обращала внимание только на передачу пригодного к использованию материала. Таким образом, финны снова были вынуждены передать часть военного материала другими товарами.

Построенные немцами деревянные дома были компенсированы деревянными домами на сумму 75 миллионов марок. Немецкие бревна в районе Инари были компенсированы пиломатериалами и фанерой. Оставленный немцами в Северной Финляндии металлолом был компенсирован 13 000 парами лыж с креплениями и палками. Аналогичные компенсационные сделки заключались и в других случаях. К концу 1945 года в Советский Союз было отправлено более 10 000 вагонов с трофейным имуществом. ²⁸

---

Прочие компенсации

---

Согласно соглашению о перемирии Финляндия должна была вернуть Советскому Союзу все вывезенные во время войны с его территории в Финляндию ценности и товары, принадлежащие государству, общественным и кооперативным организациям, производственным предприятиям и учреждениям или частным гражданам, такие как оборудование заводов и учреждений, паровозы, железнодорожные вагоны, морские суда, тракторы, автомобили, исторические памятники, музейные ценности и все прочее имущество в хорошем состоянии.

Определение и оценка всего вывезенного из Советского Союза материала и имущества неизбежно стали приблизительными уже хотя бы потому, что во время операции по отступлению было уничтожено много материала, который вполне могли потребовать к возврату. С другой стороны, в Финляндию было вывезено имущество, которое можно было точно определить на основании документов. В Финляндию железнодорожным транспортом в 1942-1944 годах были поставлены пиломатериалы, по крайней мере, в следующем объеме:

* шпалы 221 437 шт.

* пиловочник 331 852 шт.

* красная сосна 2 281 шт.

* немецкий пиловочник 24 047 шт.

* баржевый лес 8 409 шт.

* авиационный пиловочник 6 809 шт.

* голландские брусья 3 590 шт.

* лыжная береза 4 082 шт.

* дровяная мелочь 6 037 шт.

* бумага 26 564 пм³

* рудничная стойка 4 929 пм³

* щепа 2 759 пм³

* дрова 234 038 пм³

* осиновый пиловочник 711 шт.

По данным финских архивов, военная администрация Восточной Карелии отправила в Финляндию не менее 650 000 различных бревен, более 500 000 м³ дров, более 220 000 шпал и более 200 000 м3 щепы, а также меньшие объемы других пиломатериалов. ³⁰

Из финских документов неясно, сколько вообще имущества было вывезено из Советского Союза в Финляндию. Однако некоторые сведения, помимо вышеперечисленных, все же можно найти. Из библиотек в Финляндию было отправлено около миллиона томов. Трофейного лома в Финляндию было поставлено около 10 000 тонн. В это количество входили, в частности, машины и их части, сейфы и сельскохозяйственная техника.

По соглашению с немцами во время войны из Эстонии было получено 3 960 железнодорожных вагонов, из которых полностью отремонтированных было 3 575, и 241 паровоз. В качестве военных трофеев финны получили 57 паровозов и 1 329 железнодорожных вагонов, которые использовались на финских железных дорогах. ³³

В некоторых случаях советская сторона представляла объемы возвращаемого имущества в смехотворном виде. Горный советник Грэсбек на совещании 25 ноября 1944 года, где обсуждались вопросы военных репараций, сообщил, что в Восточной Карелии требуют 13 600 лошадей, 7 600 коров и 4 000 овец. ³⁴ Требование было взято с потолка и ставило под сомнение все остальные требования.

В Восточной Карелии на конец 1941 года, когда перешли к позиционной войне, было 6 742 лошади, 7 231 корова и около 4 000 овец и некоторые другие домашние животные, а на конец 1942 года — 6 537 лошадей, 9 009 коров и 4 569 овец. ³⁵ В Финляндию было ввезено довольно мало домашних животных, так как ветеринарный отдел министерства сельского хозяйства запретил ввоз крупного рогатого скота из Восточной Карелии перед отступлением. ³⁶ Домашние животные, привезенные в Финляндию ингерманландцами и колхозниками, переселенными в Миехиккяля, были возвращены в Советский Союз уже во время обратных перевозок.

Паасикиви в своем дневнике коснулся вопроса о домашних животных, отметив 12 декабря 1944 года, что из Восточной Карелии в Финляндию было привезено 1 290 лошадей, из которых было возвращено 415, и на следующей неделе будет возвращено 485, и что коров в Финляндию не привозили, но для нужд армии их забивали. ³⁷

Поскольку, таким образом, не существовало достоверных сведений, а только оценки имущества, вывезенного в Финляндию из Восточной Карелии и с территории, утраченной по Московскому миру, — за исключением определенных статистических данных, — победитель мог почти бесспорно предъявлять различные списки имущества. Нельзя было с уверенностью установить, какой материал был уничтожен, а какой действительно был советским, а какой — финским имуществом.

Финляндия должна была передать Советскому Союзу более 100 паровозов, почти 4 000 трофейных железнодорожных вагонов и более 3 800 собственных железнодорожных вагонов, то есть всего около 7 800 железнодорожных вагонов. Вследствие требования Советского Союза о железнодорожных рельсах финнам пришлось разобрать двухпутный участок на прибрежной линии Хельсинки и к востоку от Коуволы, так как другого рельсового материала не имелось. Передача железнодорожных вагонов усугубила и без того сложную транспортную ситуацию.

Кроме этого, из Финляндии были отправлены различные машины и оборудование, к которым СКК относилась очень внимательно, а также около двух тысяч лошадей, тысячи коров, овец, свиней и других домашних животных. Поскольку все требуемое Советским Союзом имущество по тем или иным причинам не удалось вернуть, осенью 1945 года было подписано соглашение, согласно которому утраченное или еще не возвращенное имущество должно было быть снова компенсировано товарами, такими как продукция деревообработки, сельскохозяйственная техника и одно судно. Компенсационная стоимость возвратов была оценена в 22 миллиона долларов, хотя советская сторона первоначально оценивала их аж в 67 миллионов долларов. Однако весной 1946 года Советский Союз смягчил компенсацию за возвращаемые товары, полностью прекратив их в день Первого мая 1946 года. ³⁸ Из компенсаций за возвраты осталось невыплаченными 11,5 миллиона долларов, или около 3 миллиардов марок по тогдашнему курсу.

Несмотря на облегчения и прощение, компенсации за возвраты стали для Финляндии большим бременем и особенно усложнили транспортную ситуацию в стране, которая и без того была также сложная из-за перевозок в счет военных репараций. Улучшение транспортной ситуации потребовало многих лет.

Свою забавную, хотя и незначительную по сравнению с компенсациями, главу составило возмещение рублей, привезенных в Финляндию ингерманландскими беженцами и переданных немцам. У ингерманландцев было с собой 27 миллионов рублей, которые хотели компенсировать. Однако СКК не одобрила компенсацию по финскому курсу. Финское государство должно было заплатить за эти переданные немцам рубли 200 миллионов марок. ³⁹ Мелкий платеж, но в принципе сравнимый с грабежом.

Все расходы, связанные с компенсациями и платежами в целом, не стоит подробно рассматривать на фоне крупных компенсаций. Однако пару моментов можно упомянуть в качестве примера. Финляндия, естественно, должна была оплачивать расходы огромной организации СКК.

«Расходы Министерства иностранных дел на содержание СКК, за исключением сумм, непосредственно перечисленных на счет Банка Финляндии ежеквартально, всего 868 300 000 марок, с момента прибытия указанной комиссии в страну до настоящего времени составили в общей сложности 1 000 200 000 марок». ⁴⁰

Уход за могилами советских военнопленных также составил значительную статью расходов, которую, однако, нельзя считать компенсацией, но все же это были расходы, вызванные войной. Этому во многом гуманитарному вопросу в Финляндии не уделялось внимания до тех пор, пока СКК в январе 1945 года не потребовала, чтобы кладбища военнопленных были приведены в надлежащее состояние к середине февраля. На территории современной Финляндии было захоронено 12 415 погибших в 170 населенных пунктах. ⁴¹

Расходы на военные репарации, немецкие требования и многие другие компенсации и платежи образовали огромное долговое обязательство, которое даже невозможно точно определить. Финляндия всеми видами компенсациями выплатила фактическую военную репарацию как минимум в двойном размере. Следует безоговорочно констатировать, что Финляндия до последнего пенни выплатила Советскому Союзу причиненные ему материальные убытки и даже участвовала в «покупке» части территории Германии для Польши. Справедливости ради следует отметить, что советское правительство по мере развития ситуации предоставляло облегчения по компенсациям и платежам, правда, ровно в той мере, чтобы Финляндия выстояла.

Пусть потомки будут благодарны тем руководителям и труженикам, которые сделали возможным выплату компенсаций и тем самым сохранение суверенитета Финляндии.

---

ПАРИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР

---

Подготовка договора

---

Министры иностранных дел держав-победителей собрались 11.9–2.10.1945 в Лондоне для рассмотрения разработки мирных договоров для сателлитов Германии: Италии, Румынии, Болгарии, Венгрии и Финляндии. Однако на встрече не было достигнуто значительных результатов. Тем не менее, некоторые заслуживающие внимания аспекты были подняты.

В вопросе о военных репарациях взгляды Запада и Востока столкнулись при определении суммы репараций для Италии. Западные державы хотели, чтобы Италия выплатила репарации всего на 300 миллионов долларов. Советский Союз считал, что раз Финляндия и Румыния платят 300 миллионов репараций, Италия должна заплатить 600 миллионов. При обсуждении численности вооруженных сил Финляндии в мирное время неожиданно выяснилось, что Англия заняла жесткую позицию по ограничению численности финских вооруженных сил, что Советский Союз не считал необходимым.¹

В Москве министры иностранных дел трех великих держав обсуждали тот же вопрос в декабре 1945 года и пришли к выводу, что мирная конференция должна состояться не позднее 1.5.1946. До этого заместители министров иностранных дел должны были подготовить проекты мирных договоров для сателлитов. После конференции Совет министров иностранных дел затем разработал бы окончательные мирные договоры.

С этой целью заместители министров иностранных дел собрались 18.1.1946 в Лондоне. Теперь четыре великие державы представляли Дж. Данн от США, Дж. Джебб от Англии, А. Вышинский от Советского Союза и М. Кув де Мюрвиль от Франции. В отношении Финляндии вновь был поднят вопрос об ограничении вооруженных сил.

сил. Представитель Советского Союза сблизился с англичанами, предложив ограничить сухопутные, морские и военно-воздушные силы Финляндии таким образом, чтобы они служили поддержанию внутреннего порядка, местной обороне границ страны и выполнению дополнительных задач, которые мог бы определить Совет Безопасности ООН. Это также не удовлетворило англичан. По их мнению, в мирный договор следовало включить ограничения, касающиеся не только численности личного состава, но и типов вооружений, таких как, например, подводные лодки. ²

Заместитель министра иностранных дел Англии вел себя так, как будто Финляндия стала угрозой для Англии. Джебб без обсуждения одобрил предложенные Финляндии репарации в размере 300 миллионов долларов, что было несоразмерно высоким требованием. Он также не счел необходимой предложенную Советским Союзом дополнительную статью, касающуюся поддержки союзниками вступления Финляндии в ООН.

Советский Союз одобрил предложения англичан по формулировкам проекта мирного договора. Одновременно было отмечено, что проект договора с Финляндией в основных чертах решен. Вопрос об Аландских островах и ограничении вооруженных сил Финляндии по-прежнему оставался предметом дальнейших обсуждений. Однако это были мелкие вопросы по сравнению с крупными. В отношении Аландских островов вопрос заключался лишь в том, будет ли в мирном договоре упомянута также конвенция 1921 года, согласно которой Англия также имела влияние в вопросе демилитаризации Аландских островов. ³

Из-за разногласий мирную конференцию не удалось провести в ранее оговоренные сроки. Вместо этого министры иностранных дел четырех великих держав собрались 25.4–16.5.1946 в Париже. В ходе обсуждений было отмечено, что в проекте мирного договора с Финляндией больше не осталось открытых деталей. Англичане и представители Советского Союза договорились в отношении Аландских островов, что конвенция 1921 года и Московский мирный договор 1940 года не будут упоминаться в договоре.

Советский Союз теперь счел целесообразным определить численность вооруженных сил Финляндии в мирное время, которая была примерно такой же, как в свое время приказал Жданов. Этого англичанам было недостаточно. Они хотели, чтобы максимальный тоннаж финского военно-морского флота составлял 10 000 тонн, а количество боевых самолетов ВВС – 60 единиц. Советскому Союзу, разумеется, не было причин возражать против предложений англичан. На этом основании Финляндии также были запрещены бомбардировщики, ракеты, подводные лодки и чувствительные морские мины. Министры иностранных дел 26.6.1946 констатировали, что мирный договор с Финляндией практически готов.

Финны, возможно, безосновательно ожидали от предстоящей мирной конференции положительных результатов. Особенно карелы ожидали от правительства активных действий по смягчению и пересмотру условий промежуточного мирного договора. Делегация карельских депутатов парламента во главе с Ниукканеном уже 30.8.1945 посетила Паасикиви, чтобы подчеркнуть важность поднятия территориальных вопросов. По словам Полвинена, последовал настоящий паасикивевский выговор:

«Положение Финляндии может ухудшиться. Не могу не напомнить вам, что осенью 1939 года со стороны карелов кричали: „Ни пяди!“. И когда я ехал в Москву на переговоры, на вокзале пели: „Услышь, святая клятва…“. Это было неуместно. И как я уже сказал, если сейчас снова начать суетиться, то положение Финляндии может еще больше ухудшиться. У малых народов сейчас нет никакой власти решать, большие чертят границы на карте по своему усмотрению, и победитель диктует условия». ⁴

Паасикиви считал наивным, что карелы приводили такие аргументы, как «Карелия очень важна для Финляндии, но Советскому Союзу она не нужна». В связи с предложением карелов 31.8.1945 состоялось обсуждение в комиссии по иностранным делам. Тогда Кекконен счел, что нет никаких сведений, которые давали бы основания для надежд, высказанных карелами. Вуори согласился с Кекконеном и счел обсуждение этого вопроса вредным. ⁵

Однако карелы не сдавались. Представители парламентской фракции Аграрного союза Й. Койвисто и Л. Кайялайнен 13.9.1945 посетили Паасикиви и говорили о возвращении финской Карелии. Господа заявили, что фракция направила их с целью предложить правительству, чтобы правительство сделало все возможное на мирных переговорах для исправления границ, установленных промежуточным мирным договором, и возвращения как можно большей части территорий. Кайялайнен говорил также о районах Салла и Петсамо, чтобы их вернули частично или полностью. Паасикиви сообщил представителям, что вопрос не забыт, но сказал, что дело находится в печальном состоянии, поскольку промежуточным мирным договором был введен в действие Московский мир 12.3.1940. ⁶

Горный советник В. Вальфорс и главный редактор Э. Пааволайнен 16.9.1945 обсуждали с министром Энкеллем вопрос о Карелии и передали ему предложение, направленное на возвращение всей Карелии Финляндии при некоторых военных и экономических уступках. Вальфорс рассказал, что среди карелов царило большое возбуждение. После разговора с Паасикиви Энкелль обратился непосредственно к Жданову по карельскому вопросу. Генерал-полковник сообщил, что вопрос решен промежуточным мирным договором и что это произведет плохое впечатление, если вопрос будет поднят снова. По мнению Жданова, правительство должно было сдерживать выражение мнений карелов. ⁷

От имени переселенцев Пааволайнен и Вальфорс, а также журналист Й. Раатикайнен, агрономы В. Хуухтанен и Й. Виролайнен 21.9.1945 передали министру Орлову письмо, в котором они просили вернуть уступленную Карелию Финляндии. Взамен Советскому Союзу было бы разрешено основать на этой территории военные базы, а Финляндия не использовала бы эту территорию в военных целях. ⁸

Паасикиви и Энкелль на следующий день обсуждали письмо со Ждановым, который последовательно исходил из того, что вопрос решен промежуточным мирным договором:

«Правительство могло бы заявить карельскому населению, что вопрос решен положением промежуточного мирного договора (статья 6). Для правительства рискованно и опасно, если среди карелов возникнет мысль, что это положение может быть изменено. Границы 1940 года – это кардинальный вопрос, это один из главных вопросов войны. Пограничные вопросы – это главные вопросы войны. – Нельзя порождать надежды, что эти кардинальные вопросы могут быть изменены… Если карелы повернутся против правительства и Советского Союза, то вина лежит на правительстве. Дело правительства – следить за тем, чтобы ни одна часть народа не выступала против Советского Союза. Не должно быть враждебной пропаганды против Советского Союза. Статья 6 промежуточного мирного договора – самая важная. Против нее нельзя выступать. Пограничный вопрос уже дважды урегулирован».

Точка зрения, изложенная председателем СКК, была однозначной точкой зрения победителя. Она прояснила Паасикиви и Энкеллю позицию Советского Союза по территориальным вопросам и, возможно, также немного успокоила дискуссии о возвращении Карелии.

Делегация во главе с премьер-министром Пеккала 17.4.1946 отправилась в Москву для обсуждения будущего мирного договора и, в частности, карельского вопроса. В ходе переговоров с высшим руководством Советского Союза Пеккала предложил вернуть Карелию Финляндии до Вуоксы. Сталин подчеркнул финнам значение условий промежуточного мира как основы будущего мира, особенно в отношении территориальных вопросов. Он категорически заявил, что пересмотр границ не подлежит обсуждению. Сталин призвал финских господ подумать о том, что их страна не была оккупирована. Однако поездка делегации не оказалась напрасной, так как советские власти сообщили, что Финляндия может с 1.5.1946 прекратить возвращение военных трофеев, пообещали Финляндии 110 000 тонн зерна и в принципе согласились на транзит через район Порккала и право пользования Сайменским каналом, по обоим вопросам, однако, должны были быть заключены отдельные соглашения. На предложение финнов о снижении военных репараций на 100 миллионов долларов советские представители ответили: «Мы рассмотрим этот вопрос». ¹⁰

От имени карелов представители Пааволайнен, Луукка и П. Терво 17.4.1946 передали Паасикиви письмо, касающееся Карелии. На встрече представители заявили, что надеялись, что Паасикиви поехал бы в Москву, так как он добился бы от Сталина хорошего результата. Паасикиви лишь констатировал, что туда ездили только премьер-министры.

Карельская делегация в составе Луукка, Й. Леппяля, Пааволайнен и Раатикайнен 14.6.1946 вновь посетила Паасикиви и передала ему письмо, в котором предлагалось, чтобы Паасикиви поехал в Москву для обсуждения вопроса о Карелии со Сталиным. Паасикиви немедленно ответил, что, конечно, он готов сделать все что угодно для страны, но он считал маловероятным, что это принесет какой-либо результат. Представитель Пааволайнен долго обосновывал возможное влияние переговоров глав государств и в заключение заявил, что положение карелов таково, что они полностью погибнут, если в этом деле не удастся добиться чего-то нового. После этого Паасикиви ответил делегации, которая, очевидно, тогда не понимала сложившейся ситуации.

«Русские считают, что вопрос решен промежуточным мирным договором… Карелия принадлежала Советскому Союзу по миру 1940 года. Это позиция русских, и карелы это забывают. Сейчас, следовательно, речь идет о том, чтобы русские отказались от части того, чего они достигли и что им принадлежит по договору 1940 года, без того, чтобы мы могли предложить какую-либо компенсацию. Государства обычно не проявляют великодушия. Также в Советском Союзе правительство должно учитывать мнение народа. Сталин также это учитывает, хотя у него там большая власть. Если бы Советский Союз отказался от части того, чего он достиг, то советский народ вряд ли это понял бы».

После этого Паасикиви кратко объяснил, почему он не может поехать в Советский Союз или даже предложить Москве такую поездку. ¹¹

Несмотря на многочисленные объяснения Паасикиви, карелы сохранили свое упрямство. По их делу 11.7.1946 в Култаранту прибыли представители Луукка, Леппяля и Э. Пуса и представили Паасикиви три вопроса:

• Они еще раз хотели попросить, чтобы Паасикиви поехал в Москву для переговоров со Сталиным до Парижской конференции.
• Представитель карелов должен был бы принять участие в Парижской мирной конференции. Предложили Вальфорса.
• Возможно ли составить обращение, которое было бы подписано всеми парламентскими фракциями. Это обращение Паасикиви отвез бы с собой в Москву, или, если бы он не поехал, обращение было бы передано русским через министра иностранных дел.

Паасикиви вновь пришлось обосновывать свой отказ от поездки в Москву. «Со своей стороны, я, конечно, был бы готов поехать куда угодно, если бы думал, что от этого будет польза». Паасикиви сообщил представителям, что комиссия по иностранным делам придерживалась мнения, что от поездки не будет пользы. Он вновь сослался на промежуточный мирный договор и на то, через сколько инстанций в Советском Союзе должны были бы пройти решения, прежде чем вопрос о передаче Карелии вообще мог бы быть решен. ¹²

Выбор финской мирной делегации начался 19.7.1946 в Култаранте, но по политическим причинам это было не так просто. Делегация была окончательно назначена 2.8.1946. Ее председателем стал премьер-министр Пеккала, заместителем председателя – Энкелль, а членами – В. Войонмаа, Лейно, Л. Хельяс и Й. Эстерхольм. Всего в финскую делегацию входило около 30 человек, включая экспертов из различных областей. ¹³

В связи с назначением возник самый острый спор о месте председателя делегации. Паасикиви в начале обсуждения прямо высказал свое мнение:

«Мауно Пеккала не годится на роль председателя мирной делегации. Я предлагаю избрать на эту должность министра иностранных дел Энкелля».

Ману резко встал из-за стола и вышел в соседнюю комнату. Через некоторое время – очевидно, он сходил за подкреплением из «фляжки», которую всегда носил в заднем кармане, – он вернулся и твердо сказал: «Ну, почему же тогда господин президент республики не выбрал Энкелля премьер-министром, раз уж он такой подходящий человек?»

Перепалка длилась довольно долго, но Пеккала в итоге все же был избран председателем, а Энкелль – заместителем председателя. Однако решение Паасикиви, вероятно, само по себе было правильным, поскольку именно Энкеллю в любом случае пришлось выступать от имени финской делегации на мирной конференции в Париже». ¹⁴

Паасикиви отмечает в своем дневнике, что сказал Пеккале, что тот не был сильным человеком. На это Пеккала заметил, что, пожалуй, было бы лучше, если бы он ушел в отставку. Паасикиви, в свою очередь, сказал, что сейчас это не годится, так как предстоят мирные переговоры, но после заключения мира этот вопрос может быть поднят. «Пеккала – слабый человек, он слишком сильно идет на поводу у коммунистов». ¹⁵

Как уже отмечалось выше, партийные деятели были упорными сторонниками возвращения Карелии, но голоса раздавались и с мест. Население, покинувшее уступленные территории, начало организовывать различные делегации, чтобы донести свое мнение сначала до правительства Финляндии, а затем, через мирную делегацию, и до сведения ООН. Собрания проводились, в частности, в Наантали, Ловийсе, Карьялохье, Киуруйоки, Харьявалте, Пори и Суоненйоки. Из резолюций собраний следовало, что переселенцы считали свои экономические перспективы очень мрачными и надеялись, что пересмотр границы между Финляндией и Советским Союзом станет предметом внимания на Парижской конференции. ¹⁶

Финны типичным образом выражали свое недовольство президенту республики:

«Я получаю письма, в которых меня упрекают в том, что мы не работаем над возвращением Карелии и не отстаиваем дело Финляндии на мирной конференции. Думают, что с помощью других стран мы можем вернуть Карелию. „Финляндия не может жить без Карелии“, – говорится в одном письме. Пусть из Финляндии выберут твердых людей, которые осмелятся сказать на мирной конференции прямые слова. (Святая простота! Думают, что словом можно заставить Советский Союз.) Когда-нибудь вас будут судить за эти дела», – заканчивается письмо. ¹⁷

Инструкции для мирной делегации обсуждались в правительстве несколько раз. Проект речи премьер-министра Пеккалы, которую он должен был произнести в Париже, был одобрен лишь 12.8.1946 после того, как Паасикиви обсудил этот вопрос с бывшим президентом К. Й. Стольбергом.

---

Мирная конференция

---

На официальное открытие мирной конференции в Париже 29.7.1946 собрались представители тех государств, которые участвовали в борьбе против вражеских государств Европы. Это были Англия, Советский Союз, США, Франция, Китай, Австралия, Бельгия, Греция, Индия, Белоруссия, Бразилия, Канада, Чехословакия, Эфиопия, Голландия, Новая Зеландия, Норвегия, Польша, Южная Африка, Югославия и Украина. ¹⁸

То, какие государства участвовали в борьбе против европейских государств, похоже, осталось на усмотрение победителей. Из участвовавших государств почти все были либо союзниками Англии или Советского Союза, либо государствами, действовавшими в их сфере влияния. На церемонии открытия не было проигравших, которым лишь позже была предоставлена возможность выступить и высказать свое мнение. Конференция все время была праздником победителей, на котором умело унижали побежденных.

Финская делегация отправилась в Париж 13.8.1946 по собственной инициативе, без приглашения. Безразличие конференции к побежденным отчасти проявилось в том, что финны 14.8.1946 получили уведомление изложить свою точку зрения по проекту мирного договора на пленарном заседании мирной конференции на следующий день.

В финской делегации перед выступлением возникли разногласия по поводу того, что вообще следует представить генеральной ассамблее. Это началось с того, что Пеккала по собственной инициативе посетил Молотова. Вернувшись, Пеккала отказался от произнесения запланированной речи, то есть уклонился от ответственности. Делегация, впрочем, и без того придерживалась мнения, что одобренный в Хельсинки проект нельзя представить генеральной ассамблее. Делегация пришла к выводу, что территориальные вопросы в уточненном виде следует убрать, а также ссылки на Зимнюю войну и на историческую и национальную принадлежность Карелии Финляндии. На уклонение Пеккалы от ответственности, помимо Молотова, могла повлиять также начавшаяся в Финляндии кампания коммунистов, направленная на безоговорочное принятие промежуточного мирного договора.

В соответствии с решением делегации Энкелль 15.8.1946 изложил на французском языке точку зрения финского правительства по проекту мирного договора. Выступая, Энкелль, несмотря ни на что, поднял территориальные вопросы, хотя и очень осторожно: «Понятно, что большое значение территорий, подлежащих уступке, поддерживало надежду на то, что в территориальных отношениях в окончательный договор будут внесены смягчения». Кроме того, Энкелль предложил снизить военные репарации, например, на 100 миллионов долларов, чтобы Финляндия могла лучше выполнять свои обязательства. ¹⁹

Из-за спешки речь Энкелля была передана в министерство иностранных дел Финляндии лишь задним числом. Таким образом, делегация действовала в Париже по своему усмотрению. Паасикиви не был полностью убежден в том, была ли ретушь подготовленной речи в Париже необходимой.

Молотов был явно разгневан из-за речи Энкелля. Она не соответствовала тем мыслям, которые он изложил Пеккале. Молотов заявил генеральной ассамблее, что со стороны Финляндии были выдвинуты совершенно новые предложения, которые ранее не были доведены до сведения Совета министров иностранных дел. По его мнению, промежуточный мирный договор был естественной основой для урегулирования отношений между Финляндией и Советским Союзом. Его, помимо Советского Союза, подписали Великобритания и сама Финляндия. Молотов продолжил, что в направлении Ленинграда на пересмотр границ нельзя было согласиться из-за безопасности большого города и прежней агрессивной политики финнов. В отношении военных репараций он отметил, что Финляндия честно их выплачивала, но Советский Союз также уже предоставил значительные послабления. Молотов, подобно Сталину, также указал на то, что Советский Союз не оккупировал Финляндию, как других вассалов Германии. ²⁰

Речь Молотова на практике означала, что ворота для любых смягчений были закрыты. Делегация отправила в Хельсинки 17.8.1946 телеграмму, в которой она, именно в связи с речью Молотова, констатировала, что территориальные вопросы фактически решены. Делегация запросила инструкции по территориальным вопросам на случай, если они все же будут рассматриваться.

Пеккала и Энкелль 20.8.1946 встретились с заместителем министра иностранных дел Вышинским, который резко осудил выступление финской делегации и заявил, что финское правительство хотело получить от участников конференции поддержку против Советского Союза. Вышинский прямо угрожал финнам. Он также указал на то, что вопрос транзита через Сайменский канал оказался под угрозой, и отношения в целом ухудшились. После встречи делегация запросила инструкции из Хельсинки. Однако общей инструкцией было лишь действовать по усмотрению.

Финская делегация 19.8.1946 получила указание через три дня представить письменные замечания по проекту мирного договора для рассмотрения в комиссии. Перед представлением замечаний в делегации прошли бурные дебаты, особенно по политическим статьям (статьи 6-9). «КПФ требовала сохранения этих политических статей в мирном договоре, поскольку считалось, что они предоставляют КПФ возможность постоянно действовать как надземное движение сопротивления. Эти статьи мирного договора, по мнению коммунистов, обеспечили бы это». ²¹

После бурных дебатов и голосования делегация разработала собственные разъяснения к статьям. В отношении статьи 6, касающейся прав человека и основных свобод, ссылались на существующие в финском законодательстве принципы, которые содержатся в указанной статье. В отношении следующей статьи было отмечено, что Финляндия уже выполнила соответствующие требования, то есть освободила упомянутых в статье заключенных. Относительно статьи 8, касающейся роспуска организаций фашистского толка, было отмечено, что Финляндия уже предприняла указанные меры. В отношении военных преступников и виновных в войне Финляндия уже предприняла меры, предусмотренные статьей 9, и выполнила требования. ²²

В вопросе толкования мирного договора, который рассматривался в статье 33 (в окончательном договоре – статья 35), делегация исходила из того, что разногласия должны были разрешаться в первую очередь дипломатическим путем. Если это не удастся, дело будет передано в арбитражный суд в соответствии с Гаагской конвенцией. ²³

В отношении военных репараций делегация представила подробный отчет об экономическом положении Финляндии и о тех факторах, которые следовало бы учесть при оценке реальной суммы репараций. После обоснования делегация предложила снизить военные репарации на 100 миллионов долларов. В военные статьи делегация хотела внести изменения, чтобы общий тоннаж судов военно-морского флота, 10 000 тонн, был удвоен, а количество боевых самолетов ВВС увеличено с 60 до 120 единиц. Согласно проекту мирного договора, излишки военного имущества должны были быть переданы державам-победительницам. В этом пункте делегация предложила, чтобы излишки, передаваемые Советскому Союзу, рассматривались как сокращение военных репараций, а передаваемые Англии – как сокращение военного долга Финляндии. Далее делегация предложила, чтобы часть предназначенного для уничтожения военного имущества, пригодная для гражданского использования, была передана в общее потребление. ²⁴ Делегация не вносила предложений об изменении границ, учитывая таким образом скрытые угрозы, высказанные Советским Союзом.

На практике ни одно из предложений Финляндии не получило одобрения мирной конференции. Проект мирного договора с Финляндией был принят практически без обсуждения. По вопросу о военных репарациях проводилось голосование. Тогда 300 миллионов долларов репараций поддержали страны Восточной Европы, а также Китай, Эфиопия, Франция, Индия и Англия. За их снижение высказались Канада, Голландия, Новая Зеландия, Южная Африка и США. Из союзников Англии против снижения выступила только Индия, в то время как Австралия воздержалась от голосования. Кроме того, от голосования воздержались Бельгия, Бразилия, Греция и Норвегия. ²⁵

«На самом деле наша делегация в Париже мало что еще могла сделать. Ее участие в конференции было в значительной степени формальным. Мир был продиктован без того, чтобы у финнов была какая-либо возможность для реальных переговоров. Помимо официальных пожеланий, представленных от имени нашей делегации, наши эксперты передали диктаторам мира некоторые разъяснительные документы, но были ли они каким-либо образом учтены, об этом у нас не было никакой информации». 26

Парижская мирная конференция завершилась 15.10.1946, но подписание было перенесено на следующий год.

Во время мирной конференции политическая ситуация в Финляндии приобрела черты, удовлетворявшие коммунистов. К речи Энкелля сначала отнеслись положительно по всей Финляндии, но вскоре ситуация изменилась, когда Херта Куусинен вернулась из поездки в Москву. Она грозилась, что выступление Энкелля в Париже было прямо-таки демонстративным. Коммунисты вскоре обнаружили также в письменном представлении финской делегации опасные моменты, особенно именно в политических статьях. ²⁷

Генеральный директор «Юлейсрадио», в свое время обвиненная в государственной измене, госпожа Хелла Вуолийоки, выступила 24.8.1946 в Каластаяторппа и заявила, что если финская делегация продолжит действовать в Париже так же, как до сих пор, то Финляндия будет оккупирована. Комментарий Паасикиви по этому поводу был кратким: «Это ужасно. Эта иностранка – наш позор». ²⁸

«Херта Куусинен и другие коммунисты подняли большой шум против Парижской мирной делегации и правительства, утверждая что делегация выдвинула требования, наносящие вред стране. Также начали проводить собрания на рабочих местах, где критиковали делегацию и правительство. Это ужасно. Что за этим стоит у коммунистов? Я позвонил сегодня утром Фагерхольму, попросив, чтобы парламент начал следить за развитием событий». ²⁹

Значительные собрания на рабочих местах были организованы на верфи Хиеталахти и на заводе «Арабия». Делегация, сформированная из участников этих собраний, 28.8.1946 посетила президента Паасикиви. Делегация насчитывала более 30 человек, но Паасикиви принял только шестерых из них. Он беседовал с делегацией пару часов, объяснил им изменения, внесенные в проект мирного договора, и отметил, что речь в Париже была не речью Энкелля, а речью всей делегации, которую Энкелль лишь зачитал. Паасикиви охарактеризовал беседу как дружескую, но на следующий день дело обстояло иначе. ³⁰

«К моему удивлению, я прочитал 29.8 в газетах о бесстыдном решении, в котором, среди прочего, нападали на меня. Это неслыханная нечестность и извращенность, но такими, похоже, и являются коммунисты. Это совершенно неслыханно. Я, глава государства, два часа беседовал с ними, что вряд ли произошло бы в какой-либо другой стране, а потом они меня ругали. Но они были весьма неразвиты и некультурны». ³¹

Волнения крайне левых привели к тому, что министры-коммунисты Ю. Мурто и М. Янхунен дистанцировались от выступления делегации, которое, по их мнению, не соответствовало инструкциям, одобренным правительством в Финляндии. В действительности речь Энкелля была более умеренной, чем одобренный проект.

Финская мирная делегация в основном вернулась с кратким визитом в Финляндию, где она находилась с 31.8 по 20.9.1946, объясняя события в Париже. В Париже остались только Энкелль и Эстерхольм, а также часть экспертов. По возвращении в Финляндию министр Лейно дистанцировался от речи Энкелля, хотя сам был членом делегации. Он заявил широкой аудитории, что состав делегации изначально не удовлетворял народных демократов, из-за чего формулировка речи, несмотря на их сопротивление, была принята. По мнению Лейно, Финляндия должна была бы больше подчеркивать свою вину в войне. ³²

Из членов делегации особенно Войонмаа информировал Паасикиви. Он подробно изложил свое мнение о работе делегации в Париже. На основании этого изложения Лейно оказался в весьма сомнительном положении. Лейно находился в постоянном контакте с представителями Советского Союза. Лейно обычно всегда склонял Пеккалу на свою сторону. На основании рассказа Войонмаа можно с большой долей уверенности заключить, что эти господа выступали против всех тех пунктов, которые означали поддержание суверенитета Финляндии. ³³

Паасикиви 1.9.1946 принял мирную делегацию и в принципе одобрил ее действия в соответствии с ее собственным усмотрением, но уточнил некоторые моменты на будущее. Он был особенно раздражен демонстрациями, организованными коммунистами. Паасикиви без обиняков в присутствии Лейно высказал свое мнение о демонстрациях, инициированных его женой, Хертой Куусинен, в связи с мирными переговорами, а также о неуместном и оскорбительном для президента поведении, которое продемонстрировала делегация коммунистов. ³⁴

Отчет мирной делегации о Парижской конференции был представлен 5.9.1946 парламентским фракциям, которые отнеслись к нему по-разному, но молчаливо одобрили. Однако большинство придерживалось мнения, что этот вопрос не будет выноситься на пленарное заседание парламента. В целом считалось, что делегация должна была следовать инструкциям, полученным в Хельсинки. Парламентская фракция ДСНФ ожидала от имени делегации скорейшего подробного и, разумеется, публичного отчета о деятельности делегации. В действительности всем пришлось принять деятельность делегации в тех условиях.

На следующий день премьер-министр Пеккала выступил по радио, разъясняя народу деятельность мирной делегации. Пеккала сказал, что он уже заранее провел переговоры с Молотовым, который считал 300 миллионов репараций минимальной суммой, и что территориальный вопрос был поднят делегацией лишь в качестве формальности рассмотрения. Он осудил то, что некоторые газеты утверждали, будто делегация полностью исключила территориальный вопрос. В заключение Пеккала сказал:

«Работа делегации, выполненная в самых неблагоприятных и чрезвычайно трудных условиях, была почти напрасной работой. Наш мирный договор почти полностью одобрен на совместных переговорах двух великих держав, Советского Союза и Великобритании». ³⁵

После речи Пеккалы вызванный коммунистами «мирный кризис» был снят с повестки дня. В качестве последействия осталось то, что коммунисты были недовольны предложениями финской мирной делегации о смягчении условий в Париже. Они на самом деле хотели, чтобы финны смирились, признали свою вину и приняли проект мирного договора как есть. Карелы, в свою очередь, были крайне недовольны тем, что правительство и делегация недостаточно настойчиво продвигали территориальный вопрос, то есть возвращение Карелии Финляндии. Таким образом, существовали два крайних направления: коммунисты и карелы.

---

Парижский мирный договор

---

Рекомендации Парижской конференции обсуждались 4.11–12.12.1946 на переговорах министров иностранных дел четырех великих держав в Нью-Йорке. В мирный договор с Финляндией изменений внесено не было. В качестве военных репараций совместным решением Советского Союза и Англии была утверждена сумма в 300 миллионов долларов. Отрицательная позиция Соединенных Штатов не имела значения, так как они даже не были подписантом договора. Две подписавшие договор державы не признавали принципов справедливости, так как репарации для Италии составили 255 миллионов долларов. Однако ресурсы Финляндии и Италии значительно различались. Западные державы ничего не хотели от Италии, но Советский Союз хотел 100 миллионов. Остальная часть репараций была предназначена балканским государствам. ³⁶

Текст мирного договора был официально передан Финляндии 16.1.1947. Одновременно было сообщено, что мирный договор будет подписан 10.2.1947 в 18:30 в Париже в Министерстве иностранных дел Франции и что имена уполномоченных должны быть сообщены непосредственно правительству Франции как можно скорее.

Получив текст мирного договора, Паасикиви сразу же разгневался на содержащуюся в его преамбуле фразу: «который в соответствии с принципами справедливости разрешает те вопросы…» Паасикиви исходил из того, что мирный договор не был справедливым. Энкелль сообщил Паасикиви, что этот пункт появился только на Парижской конференции по инициативе Австралии и что он одинаков во всех пяти мирных договорах. Однако объяснения не удовлетворили Паасикиви, который поручил Энкеллю разработать предложение для заключительной части. Ссылаясь на предложения, сделанные Финляндией в свое время, Энкелль предложил: «поскольку этого, однако, не произошло, правительство не считает целесообразным высказываться о том, в какой степени положения заключаемого договора соответствуют упомянутым в его преамбуле принципам справедливости». Государственный совет, однако, исключил эту фразу из обоснования законопроекта. Оправившись от возбуждения, Паасикиви одобрил позицию Государственного совета. ³⁷

Парламент 27.1.1947 единогласно одобрил текст мирного договора. После этого оставалось лишь выбрать делегацию для подписания мирного договора. По политическим причинам далеко не все были готовы подписать мирный договор. После типичных для финнов уверток главой делегации был назначен Энкелль, а членами – министр В. Вестеринен и посланник Хело.

Финская делегация 10.2.1947 в 18:00 подписала мирный договор, составленный на русском, английском, французском и финском языках, после того как его подписали представители Советского Союза, Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, Австралии, Белоруссии, Канады, Чехословакии, Индии, Новой Зеландии, Украины и Южной Африки, именно в таком порядке. Размышляя об этом впоследствии, остается совершенно неясным, какое отношение все они имели к мирному договору с Финляндией.

В преамбуле мирного договора говорится, в частности:

«учитывая, что Финляндия, став союзницей гитлеровской Германии и участвуя на ее стороне в войне против Союза Советских Социалистических Республик, Соединенного Королевства и других Объединенных Наций, несет свою долю ответственности за эту войну;

и принимая во внимание, что Союзные и Соединенные Державы, а также Финляндия желают заключить между собой мирный договор, который в соответствии с принципами справедливости разрешает те вопросы…»

Территориальные вопросы остались в соответствии с промежуточным мирным договором, с небольшими уточнениями формулировок. В спорных статьях 6-9 содержатся положения о мерах, которые Финляндия должна предпринять для обеспечения всем лицам прав человека и основных свобод независимо от расы, пола, языка и религии. Кроме того, констатируется, что Финляндия в соответствии с промежуточным мирным договором предприняла меры по освобождению лиц, действовавших в интересах Объединенных Наций, а также по роспуску организаций фашистского толка. Договор требовал завершения этих мер.

В статье 9 договора говорится, в частности:

«Финляндия предпримет все меры для обеспечения ареста и предания суду:

лиц, обвиняемых в совершении, отдаче приказа о совершении или участии в совершении военных преступлений, а также преступлений против мира и человечности;

граждан Союзных и Соединенных Держав, обвиняемых в том, что они нарушили законы своей страны, совершив государственную измену или сотрудничая с врагом во время войны…»

Ограничения, касающиеся вооруженных сил Финляндии, заняли удивительное место в мирном договоре. Они рассматривались в статьях 13-22 и в приложении III.

В статье 13 договора говорится, что общая численность сухопутных войск (включая пограничные войска и зенитную артиллерию) составляет 34 400 человек; численность военно-морского флота – 4 500 человек и общий тоннаж – 10 000 тонн; а общая численность военно-воздушных сил – 3 000 человек и 60 самолетов.

В основном по инициативе англичан в договоре было множество положений о вооружении и его качестве, хотя в то время это не имело существенного значения. Однако следует отметить, что договор запрещал Финляндии приобретать военное имущество и гражданские самолеты немецкого и японского происхождения.

В отношении военных репараций после разъяснения было отмечено, что Финляндия не возмещает в полном объеме ущерб, причиненный Советскому Союзу, а лишь частично, а именно 300 миллионами американских долларов, которая сумма должна была быть выплачена товарами в течение восьми лет, начиная с 19.9.1944. Согласно статье, основой для выплаты репараций служила золотая стоимость доллара США на день подписания промежуточного мирного договора, то есть 35 долларов за унцию золота.

Мирный договор состоял из шести частей и содержал в общей сложности 36 статей и шесть приложений, то есть всего 30 страниц на финском и французском языках, а также 34 страницы текста на русском и 27 на английском языке. Мирный договор окончательно вступил в силу лишь 15.9. 1947 года, когда Англия и Советский Союз депонировали ратификационные грамоты. Советская часть Союзной контрольной комиссии покинула Финляндию 26.9.1947 под руководством Савоненкова. Английские наблюдатели покинули Финляндию несколько ранее. Они были сторонниками Советского Союза. Одно из последствий войны в любом случае было устранено: Союзная контрольная комиссия прекратила свое существование. Однако Парижский мирный договор еще не устранил все предстоящие кризисы.

---

Крушение надежд карелов

---

Карелы были разочарованы действиями финского правительства и мирной делегации и, конечно же, всем Парижским мирным договором, который вряд ли соответствовал чаяниям большинства финского народа. В тогдашних условиях было совершенно невозможно добиться каких-либо исправлений границ, не говоря уже о возвращении Карелии. Советский Союз в этом отношении был более чем непреклонен, а Англия, в свою очередь, оказывала ему мощную поддержку.

Однако мысли о возвращении Карелии не были похоронены. Президент Кекконен в 1950-х годах несколько раз поднимал карельский вопрос перед советскими лидерами, но сторонник либеральной политики Н. Хрущев не одобрил изменения границ. Действия Кекконена породили у карелов лишь напрасные надежды. Кекконена, очевидно, воодушевило то, что советское правительство 16.8.1955 объявило о возвращении арендованной территории Порккала. В связи с этим среди карелов возникла мысль о возвращении Карелии Финляндии. Паасикиви, однако, не счел целесообразным вмешиваться в этот вопрос.

Крупные политические события в Восточной Европе и особенно в Советском Союзе в начале 1990-х годов вновь вынесли на повестку дня карельский вопрос. Самыми ярыми сторонниками возвращения Карелии похоже, являются карелы и их объединения. Членские организации Карельского союза: Общество промышленников и предпринимателей «Памаус рю», «Торкелин килта рю», Общество прихожан Виипурской сельской общины рю, Виипурское архивное общество — Wiborgs Arkivförening r.y. и Общество «Виипури рю» 30.3.1990 представили правлению Карельского союза инициативу, согласно которой Карельский союз должен был бы активно изучать все возможные варианты, на основе которых можно было бы вести переговоры о возвращении карельских территорий в состав Финляндии. Заместитель председателя Карельского союза Рийтта Уосукайнен немедленно ответила, что внешняя политика не входит в компетенцию союза. Уосукайнен выразила сожаление от имени старшего поколения карелов, так как она считала, что инициатива затронет их чувства. ³⁸

Председатель Карельского союза, государственный советник Й. Виролайнен, который уже в 1946 году выступал за возвращение Карелии, 7.4.1990 потребовал от президента вмешаться в дискуссию о Карелии. Виролайнен, по сообщению газеты «Ууси Суоми», которая, похоже, является площадкой для обсуждения вопроса о возвращении Карелии, сказал:

«Карелы воодушевлены пересмотром условий Московского мира и ссылаются на то, что страны Балтии аннулировали пакт Молотова-Риббентропа (1939), так почему бы и Карелии не аннулировать его, поскольку захват Карелии основан на том же договоре… Я сказал, что решение таких вопросов входит в компетенцию президента и правительства, и мы им доверяем… По моему мнению, правительство и руководство страны должны были бы публично высказать свою позицию по этому вопросу. — Эта проблема не исчезнет от того, что ничего не говорится». ³⁹

Последние слова Виролайнен, по сообщению «Ууси Суоми», произнес, пылая негодованием. Бывший министр иностранных дел П. Вяюрюнен после Виролайнена заявил: «По-моему, это разумное пожелание со стороны руководства Карельского союза, чтобы по этому вопросу высказалось и внешнеполитическое руководство страны, поскольку дискуссия сейчас началась… Я не собираюсь советовать внешнеполитическому руководству, как следует поступить». ⁴⁰

Президент Койвисто ясно дал понять, что границы, которые были одобрены в двух мирных договорах и промежуточном мирном договоре, не подлежат изменению. Несмотря на это, дискуссия о возвращении Карелии продолжалась. В разделе мнений газеты «Ууси Суоми» генеральный директор Управления геодезии и картографии Л. Кантее 14.10.1990 написал статью под большим заголовком «Возвращение Карельского перешейка было бы выгодно Финляндии». Согласно вступлению газеты: «Предположение Макса Якобсона о том, что возможное возвращение Карелии Финляндии стало бы большим экономическим бременем, следует подвергнуть сомнению при отсутствии исследовательских данных, – размышляет генеральный директор Управления геодезии и картографии, доктор технических наук Лаури Кантее. Кантее, несмотря на проблемы, связанные с возвращением, осмеливается осторожно предположить, что возвращение Перешейка не стало бы для Финляндии большим экономическим бременем, а наоборот – преимуществом». ⁴¹

Кантее на самом деле нападает на профессора Осмо Юссила из-за его статьи, опубликованной в «Хельсингин Саномат», в которой Юссила, ссылаясь также на заявление президента Койвисто, осуждает продолжение разговоров и публикаций о возвращении Карелии. ⁴² Он также ставит под сомнение исторические познания Юссилы.

Кантее пишет: «Свое утверждение о том, что возвращение территории (Карельского перешейка) стало бы для Финляндии большим экономическим бременем, Якобсон не обосновывает. Если утверждение не основано на исследовательских данных, я считаю его правомерность как минимум сомнительной». А как же тогда исследовательские данные Кантее и «Ууси Суоми»?

Кантее отмечает, что строительство удовлетворительной инфраструктуры обошлось бы дорого, несмотря на то, что железнодорожная сеть Перешейка по крайней мере достаточно густая, а дорожная сеть – удовлетворительная, и продолжает, как будто и без исследований ясно:

«С „противоположногй“ стороны были бы, с другой стороны, в частности, лесные ресурсы и побережья этого района. Десятки километров песчаного пляжа восточной оконечности Финского залива были бы непревзойденными для рекреационного использования в нашей стране. Кроме того, на Перешейке имеются тысячи километров берегов озер, прекрасно подходящих для дачного строительства. Их хватило бы и для охраны, наряду с лучшим птичьим озером Северной Европы – Эуряпяянярви.

Хотя мое представление не основано на расчетах (sic), я осмелюсь осторожно предположить, что возвращение Перешейка не стало бы для Финляндии большим экономическим бременем, а наоборот – преимуществом». 43

Удивительно, как директор Управления геодезии и картографии собирается использовать песчаные пляжи и вообще побережья Карельского перешейка. Как к этой модели Кантее отнесутся военно-морская база в Койвисто (нынешний Приморск) и район Ино, а также ленинградские зоны отдыха, например, песчаные пляжи Терийоки (нынешнего Зеленогорска)? Фантастично предполагать, что Советский Союз, так же как и Россия, уступил бы Западный Перешеек Финляндии с песчаными пляжами, о которых мечтает Кантее.

Кантее отмечает, что было бы разумно компенсировать Советскому Союзу сделанные им инвестиции. Он совершенно не касается того, какие проблемы загрязнения принесло бы с собой возможное возвращение Карелии. Побережья вряд ли это компенсировали бы. У нас уже сейчас есть сведения о загрязнении восточной части Финского залива и Ладожского озера. Бездоказательно выдвинутый вопрос о преимуществах действительно без исследования вводит в заблуждение.

Вследствие дискуссии, инициированной Карельским союзом, а также под влиянием статей с мнениями, «Юлейсрадио» также включилось в обсуждение Карелии. В программе «Следует ли вернуть Карелию?» 21.10.1990 выяснялось мнение слушателей по этому вопросу. Конечно, не все были сторонниками возвращения Карелии. Крайними случаями были: вернуть Карелию, а также уступленные районы Салла и Петсамо, потому что они у нас украдены; из-за безопасности Ленинграда не возвращать Карельский перешеек, оставить дело как есть. Ответы карелов были в основном эмоциональными.

Министр иностранных дел Пертти Паасио 9.11.1990, отвечая на парламентский запрос депутата Марита Юрва, сказал:

“Финляндское правительство не намерено поднимать с Советским Союзом вопрос о территориальных уступках, утвержденных Парижским мирным договором. Границы Финляндии определены двумя войнами и тремя мирными договорами, и не в наших интересах ставить их под сомнение.” ⁴⁴

Марита Юрва спросила, намерено ли правительство как можно скорее начать переговоры с Советским Союзом о возвращении уступленной Карелии Финляндии. Позиция правительства на практике означала прекращение дискуссий о возвращении Карелии.

Газета «Ууси Суоми» в воскресенье 11.11.1990 опубликовала статью размером с полосу мнений, излагающую мысли шести читателей, начав со слов:

«В виде исключения публикуем подборку мнений о карельской дискуссии. Читатели «Ууси Суоми» достойно активно следили за обсуждением этой темы. Как известно, в пятницу правительство сообщило парламенту, что оно не намерено начинать переговоры о возвращении Карельского края. Многие мнения схожи, поэтому мы не публикуем все. Опубликованные здесь также сокращены. На этом мы пока завершаем карельскую дискуссию». ⁴⁵

Опубликованные мнения все так или иначе поддерживали возвращение Карелии, поскольку территория была несправедливо отнята у Финляндии. Не вдаваясь в подробности, приведем в качестве одного примера заключительную часть мнения бывшего исполнительного директора Карельского союза, заместителя судьи С. Хяркёнена:

«Порккала был возвращен (1956) в таком плачевном состоянии, что нынешнее состояние Карелии, которое видели тысячи побывавших на своей родине, сравнимо с ним. Это как бесхозная пустошь, столь же бесполезная для русских, как в свое время Порккала. В руках финнов она будет восстановлена, как Порккала, и станет еще краше прежнего». ⁴⁶

В дискуссиях о возвращении Карелии совершенно не учитывалось то, что граница на Карельском перешейке, определенная Тартуским мирным договором 14.10.1920, была для Советского Союза в определенном смысле вынужденной границей. Русским фактически пришлось согласиться на предложение финнов, чтобы достичь мира и таким образом разобраться со своими внутренними делами. Во время Тартуских переговоров русские сначала предлагали в качестве границы озерную линию на Перешейке, а позже уступку Петсамо в обмен на Терийоки и Райвола. ⁴⁷ К этим требованиям Советский Союз вернулся осенью 1939 года. Когда Финляндия на них не согласилась, их взяли силой и с процентами.

Советский Союз на протяжении всего своего существования хотел иметь зону безопасности для Ленинграда и держится за нее, как и за военные базы на Перешейке и внешние острова Финского залива. Кроме того, следует отметить, что как бы страны Балтии ни аннулировали пакт Риббентропа-Молотова, Советский Союз вряд ли будет даже обсуждать с ними уступку баз в Балтийском регионе. Это традиции царской России.

Очень многое должно измениться в мировых книгах, прежде чем можно будет думать о пересмотре границ между Финляндией и Советским Союзом. Даже тогда Западный Перешеек должен быть оставлен вне рассмотрения из-за Ленинграда, сравнимого по численности населения с Финляндией.

Как же многие забыли слова Маннергейма после Зимней войны:

«Я давно придерживался мнения, что та граница (граница по реке Раяйоки) не могла быть постоянной границей между двумя независимыми государствами, одно из которых было слабым, а другое – великим и могущественным. Это была административная граница между Великим княжеством и собственно империей – Александр, конечно, никогда и не думал о другом – внутренняя граница одного и того же государства. Когда же в Тарту, во время слабости большевиков, она была признана государственной границей, то это было лишь временное решение». ⁴⁸

---

ПОСЛЕДУЮЩИЕ СОБЫТИЯ

---

Медленно к Договору о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи (ДСВ)

---

Сразу после подписания Парижского мирного договора президент Паасикиви 12.2.1947 дал в юбилейный номер газеты СНС (Общества «Финляндия – Советский Союз») привлекшее внимание заявление, в котором он сказал:

«Я заверил генералиссимуса Сталина осенью 1939 года, что мы не позволим никому атаковать Советский Союз через нашу территорию. Я придерживаюсь той же позиции и сейчас. Если кто-либо в будущем попытается атаковать Советский Союз через нашу территорию, то мы вместе с Советским Союзом должны будем сражаться против агрессора столько и так долго, сколько сможем».

Своим заявлением Паасикиви как бы готовил финнов и весь мир к возможному будущему военному договору между Финляндией и Советским Союзом. Таким образом, он также четко передал сообщение в Москву, что он ничего не имел против военного договора между странами.

Вопрос о договоре не был новым для Советского Союза, так как он обсуждался сразу после войны. Высказывание Паасикиви не заставило Москву немедленно отреагировать, так как на первом плане были другие дела. Экономический кризис сильно ударил по Европе. Американцы предполагали, что под его влиянием коммунизм распространится в Западной Европе. Чтобы предотвратить это и восстановить политическое равновесие на старом континенте, Соединенные Штаты стремились улучшить европейскую экономику с помощью плана министра иностранных дел Г. Маршалла. Чтобы скрыть свои политические цели, Соединенные Штаты использовали Англию и Францию в качестве посредников в предоставлении помощи по плану Маршалла. Министры иностранных дел этих государств 4.7.1947 направили всем европейским государствам, за исключением Испании и Советского Союза, который уже заранее отклонил предложение, приглашение принять участие в конференции по программе восстановления европейской экономики, которая должна была состояться в Париже 12.7.1947.

Советский Союз расценил план Маршалла как попытку укрепить политическую власть Соединенных Штатов в Европе и довел свою отрицательную позицию до сведения многих приглашенных стран, включая Финляндию. Государства Восточной Европы последовали примеру Советского Союза.

В летней резиденции президента Култаранта после приглашения состоялось глубокое обсуждение помощи по плану Маршалла, и предлагаемые ею преимущества были сочтены значительными. Государственное руководство Финляндии осторожно разработало несколько планов и было готово направить своих представителей в Париж. Одновременно эксперты производили расчеты вероятной потребности в кредитах, особо учитывая поставки в счет военных репараций. Однако расчеты финнов немедленно лишились основания, поскольку советское правительство уже действовало по схемам «холодной войны».

Заместитель председателя СКК (Союзной контрольной комиссии) Савоненков 8.7.1947 вызвал к себе премьер-министра Пеккала и сообщил, что ему поручено известить, что советское правительство ожидает, что Финляндия не будет участвовать в Парижской конференции. Когда на следующий день вопрос обсуждался в парламентском комитете по иностранным делам, Пеккала сообщил, что Савоненков сделал заявление настолько категорично, что правительству трудно занять иную позицию. Паасикиви был разгневан: «Русский демарш (представление) неслыханный. Наш отказ от поездки в Париж по приказу русских – это ужасный удар по престижу нашей страны во всем мире». ¹

Для прояснения дела Энкелль 10.7.1947 по указанию Паасикиви еще раз запросил позицию посла Советского Союза М. Абрамова у советского правительства по этому вопросу. Абрамов кратко сообщил, что дело Маршалла – это попытка сформировать антисоветскую группировку. Таким образом, Советский Союз превратил помощь по плану Маршалла в политический вопрос, на основании которого дело и должно было решаться. Политическое руководство Финляндии неохотно пришло к выводу, что необходимо дать отрицательный ответ. ²

Окончательный ответ был сформулирован сутками позже, то есть в последний момент:

«Поскольку положение Финляндии как государства еще не упрочилось в форме постоянного мирного договора, и поскольку план Маршалла стал причиной серьезных разногласий между великими державами, Финляндия, желая оставаться вне противоречий мировой политики, к сожалению, не считает возможным участвовать в упомянутой конференции». ³

Паасикиви 11.7.1947 на президентском заседании одобрил единогласно предложенный правительством ответ, отметив при этом: «Это печальное дело. Показывает, каково наше политическое положение».

После того, как вопрос о плане Маршалла для Финляндии провалился, советское правительство сочло своей задачей вновь заняться разработкой вопроса о договоре между странами. Финская делегация, в которую под руководством Пеккала входили министры Энкелль, Кайялайнен и Лейно, 2.11.1947 отправилась в Москву на празднование 30-й годовщины Октябрьской революции. Делегация стала объектом довольно большого внимания. Прибывшую в Москву специальным поездом делегацию встречали Молотов и почетный караул. Обстановка была торжественной, очевидно, намеренно. В Москве к делегации присоединились также министры Свенто и Такки, которые в это время находились там на торговых переговорах.

Перед отъездом Паасикиви дал делегации инструкции на случай, если русские поднимут вопрос об оборонительном союзе. Делегации следовало быть очень осторожной в этом вопросе. Паасикиви перечислил членам делегации некоторые факты и подчеркнул, что следует быть осторожными даже при высказывании частных мнений, и что мировая пресса будет следить за действиями делегации. ⁴

Финская делегация вела переговоры 5.11.1947 в кабинете Молотова, где помимо хозяина присутствовал также посол Абрамов. После обычных любезностей и экономических дискуссий Молотов перешел к политическим вопросам, сначала упомянув заявление Паасикиви газете СНС и спросив, какое значение оно имело. Когда Пеккала и Энкелль отвечали уклончиво и, избегая правды, объясняли дело, которое якобы не обсуждалось до поездки, Молотов напомнил уполномоченным о тех беседах, которые Маннергейм и Паасикиви вели еще в 1945 году с Ждановым. После этого Молотов прямо спросил: «Остаются ли в силе прежние предложения?» Пеккала объяснил, что Паасикиви по-прежнему придерживается той же линии, поскольку не сообщал об изменении своей позиции. Он продолжил, что состоявшееся обсуждение будет доведено до сведения президента и правительства.

Делегация смогла с удовлетворением вернуться в Хельсинки, поскольку Молотов отнесся ко всем финским предложениям положительно и не стал продолжать обсуждение вопроса об оборонительном союзе дальше. Но английское информационное агентство Рейтер, которое финны знали со времен войн как преувеличивающее факты, 15.11.1947 передало миру телеграмму, в которой сообщалось, якобы на основании сведений, полученных из Хельсинки, что во время пребывания финской делегации в Москве Советский Союз и Финляндия заключили оборонительный союз. ⁵

В тот же день делегация доложила Паасикиви о результатах своей поездки в Москву, и он счел, что вопрос об оборонительном союзе в тот момент оказался в неприятном положении. Он исходил из того, что время для договора неподходящее и что договор, если бы он был заключен, служил бы только Советскому Союзу, поскольку у Финляндии не было врагов. Ко всему прочему, 17.1.1948 послом Советского Союза в Хельсинки стал бывший заместитель председателя СКК генерал-лейтенант Савоненков. Паасикиви счел это неприятным делом, так как он прохладно относился к русскому генералу. Он недоумевал, что могло быть на уме у русских. Конечно, генерал будет говорить об оборонительном союзе. Энкелль, в свою очередь, предположил, что контрольная комиссия вернется в Хельсинки. ⁶

Предположения Паасикиви относительно Савоненкова оказались верными. Генерал 23.1.1948 был у Паасикиви и изложил ряд неприятных моментов:

«В Советском Союзе существует недовольство политическим положением в Финляндии. Не все идет в соответствии с мирным договором. Например, судебный процесс по делу о тайниках с оружием. В нем обвиняемым были предоставлены большие свободы. Политический курс Финляндии ухудшился. Необходимо улучшение отношений». ⁷

Савоненков изложил и другие негативные моменты и заявил, что улучшение отношений вряд ли возможно без поездки президента в Москву для обсуждения дел. Когда Паасикиви поинтересовался, какие вопросы ему предстоит обсуждать в Москве, Савоненков перечислил ряд дел, которые Паасикиви не считал ключевыми. В конце концов Паасикиви настойчиво спросил, исходила ли инициатива от советского правительства. Савоненкову пришлось ответить, что ему не было поручено предлагать поездку Паасикиви в Москву. По словам Савоненкова, инициатива, следовательно, должна была исходить от Паасикиви. После этого Паасикиви сообщил, что сделает заявление относительно поездки позже. ⁸

После беседы с премьер-министром и Стольбергом Паасикиви принял Савоненкова. Он без обиняков сказал генералу, что в Москве существует некое недопонимание относительно политического курса Финляндии. Паасикиви также объяснил развитие дела о тайниках с оружием, существующую в Финляндии свободу слова и после объяснений передал Савоненкову письменный отрицательный ответ относительно поездки в Москву. Отметив, что он польщен доверием членов советского правительства, он сослался на свой преклонный возраст и состояние здоровья, а также на нагрузки, связанные с поездкой, и в заключение написал:

«Поскольку Вы всегда проявляли ко мне дружелюбие, надеюсь, что тот факт, что я (несмотря на Ваши советы) не могу поехать в Москву, не вызовет никаких нежелательных толкований. Будьте уверены, что я всеми силами стараюсь укреплять дружбу между нашими странами и всемерно стараюсь использовать свои силы на благо моей родины. Я убежден, что счастливое будущее моей страны зависит от дружественных отношений и взаимного доверия между Финляндией и Советским Союзом». ⁹

Несмотря на вежливость, ответ Паасикиви был уколом Савоненкову за его чрезмерную инициативность.

По мере усиления холодной войны между великими державами Советский Союз решительно приступил к созданию пояса безопасности в Восточной Европе. 4.2.1948 он заключил договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с Румынией и 18.2. с Венгрией. Эти договоры были явными военными соглашениями, которые предусматривали автоматическую взаимопомощь в случае угрозы. ¹⁰

Финляндия, по сути, лишь ждала своей очереди, к которой готовились различными способами, в том числе и морально. В день 30-летия Советской Армии 23.2.1948 Савоненков передал Паасикиви письмо генералиссимуса Сталина:

«Господин Президент!

Как Вам известно, из трех соседних с Советским Союзом стран, которые вступили в войну на стороне Германии против Советского Союза, две, а именно Венгрия и Румыния, заключили с Советским Союзом договор о взаимной помощи на случай возможного нападения Германии. Известно, что наши страны понесли большие потери в результате германского нападения, и что мы несем ответственность перед нашими народами, если допустим повторение такого нападения. Полагаю, что Финляндия не менее, чем Румыния и Венгрия, заинтересована в договоре о взаимной помощи с Советским Союзом на случай возможного германского нападения. – Стремясь к этому радикальному улучшению и укреплению отношений между нашими странами, правительство Советского Союза предлагает заключить российско-финляндский договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, аналогичный договорам между Венгрией и Советским Союзом, а также Румынией и Советским Союзом. Если с финляндской стороны нет возражений против этого, я хотел бы предложить, чтобы Финляндия направила делегацию в Советский Союз для заключения такого договора. Если Вы сочтете целесообразным провести переговоры по договору в Финляндии, правительство Советского Союза готово направить свою делегацию в Хельсинки.

С глубоким уважением,

Председатель Совета Министров Советского Союза

Сталин» ¹¹

В тот же день финские власти в Вайниккала передали эстонских беженцев советским властям по требованию Советского Союза. В те дни политическое небо Финляндии, по мнению многих, было очень черным.

«Президент Республики на данном этапе отнюдь не подливал масла в огонь. Тактика Паасикиви включала откровенное буйство во время его выступления на заседании правительства после произошедшего, чтобы «жаркое» потом лучше приготовилось. Представление об угрозе нападения со стороны Германии он считал безумным. Зализывающий раны немецкий народ не способен по крайней мере в течение одного поколения на новую войну, сказал он. Таким образом, договор совершенно не нужен. Если все же придется на него пойти, это ужасно. Но, бесспорно, разрушение Карфагена было еще ужаснее. Этим высказыванием Паасикиви – после двух проигранных войн – обрисовал ужасную перспективу третьей пунической войны». ¹²

Паасикиви 26.2.1948 сообщил членам правительства содержание письма Сталина. Это мероприятие превратилось почти исключительно в монолог Паасикиви, в котором он задавал вопросы и сам же на них отвечал. На следующий день Паасикиви проинформировал об этом спикеров парламента и руководителей парламентских фракций. И на этом мероприятии позиций еще не высказывалось. В тот же день Паасикиви письменно сообщил Сталину, что получил его письмо и вернется к этому вопросу после получения позиций парламентских фракций.

Когда 28.2.1948 стало известно о предложении Советского Союза заключить оборонительный союз, взгляды мировых средств массовой информации обратились к Финляндии. Секретная разведка Соединенных Штатов, по слухам, получила информацию о том, что финским коммунистам было поставлено оружие. Говорили о государственном перевороте в Финляндии и сравнивали ситуацию в Финляндии с событиями в Чехословакии. «Настоящий сигнал тревоги подал, как известно, начавшийся 20 февраля в Чехословакии внутриполитический кризис, в результате которого коммунисты захватили контроль над страной. Это вызвало бурю по всей Европе, не в последнюю очередь в Финляндии, где ситуация развивалась отчасти по реальным, отчасти по вымышленным причинам на грани открытого конфликта». ¹³

В целом, казалось, верили, что с Финляндией произойдет то же, что и с Чехословакией. Иностранные журналисты, жаждущие новостей, хлынули в Финляндию. Слухи муссировали информацию о новых военных базах и присоединении Финляндии к странам Восточной Европы. Панические настроения вспыхнули особенно среди беженцев. Сотни людей бежали через долину реки Торнионйоки в Швецию. ¹⁴

Не обращая внимания на шум, Паасикиви решительно продвигался в вопросе договора. 1.3.1948 он провел переговоры с Пеккала, Свенто и Энкеллем, а также с генералами Сихво, Хейнрихсом и Энкеллем. Генералы изложили свои взгляды на оборонительный договор и видели угрозу в первую очередь в Лапландии. Пару дней спустя те же господа вновь собрались у Паасикиви, который до этого запросил позиции парламентских фракций относительно начала переговоров. В качестве ответа было достаточно «да» или «нет». В ходе обсуждений рассматривался проект договора, по которому Энкелль и Хейнрихс должны были дать свое заключение. Хейнрихс заявил, что Финляндия не может согласиться на совместные военные приготовления в мирное время и на автоматическую помощь в случае войны. ¹⁵ Эти изложенные генералом соображения были ключевыми на дальнейших переговорах.

Парламентские фракции 4.3.1948 сообщили Паасикиви свою позицию относительно начала переговоров. Парламентские фракции РКП (Шведской народной партии), СДП (Социал-демократической партии) и СКДЛ (Демократического союза народа Финляндии) поддержали начало переговоров. Последняя безоговорочно поддерживала военный договор. Прогрессивная партия, Коалиционная партия и Аграрный союз выступили против начала переговоров. Однако большинство парламента поддерживало переговоры, и именно этого Паасикиви на данном этапе, по сути, и хотел. ¹⁶

Государственный совет 8.3.1948 единогласно решил начать переговоры на основании предложения Советского Союза и предложил Москву в качестве места переговоров. Одновременно Паасикиви зачитал министрам письмо, которое на следующий день должно было быть отправлено Сталину, и в котором, среди прочего, говорилось:

«Господин Генералиссимус

В дополнение к моему письму от 27 февраля сего года, с уважением сообщаю Вам следующее.

Поскольку заключение данного договора, согласно конституции Финляндии, зависит от согласия парламента, правительство представило изложенное в Вашем письме предложение на предварительное рассмотрение парламентских фракций…

Правительство, стремясь всеми средствами способствовать и развивать добрые и доверительные добрососедские отношения между Финляндией и Советским Союзом, одобряет предложение о начале упомянутых переговоров. Правительство предполагает, что предметное содержание договора будет на переговорах всесторонне и свободно рассмотрено и решено…

С глубоким уважением,

Президент Финляндии

Ю. К. Паасикиви» ¹⁷

Кроме того, Паасикиви упомянул, что в кругах парламентариев высказывались сомнения относительно заключения военного договора, и что правительство одобрило Москву в качестве места переговоров.

На заседании Государственного совета 9.3.1948 Паасикиви не принял во внимание предложения министров относительно состава делегации, направляемой в Москву для переговоров, а назначил ее руководителем Пеккала, а членами – Энкелля, Кекконена, Лейно, Пелтонена и Сёдерхельма. 18.3.1948 Паасикиви назначил экспертами генерала Хейнрихса и генерала Сихво, а также доктора права Т. Суонтаусту. Ввиду позже выяснившихся обстоятельств, место Сихво занял, однако, генерал В. Ойнонен. Поскольку речь шла именно о переговорах по военному договору, генералы в этом смысле представляли высшую военную экспертизу.

Под руководством Паасикиви с 10.3. для делегации готовились инструкции, которых в общей сложности было подготовлено четыре различных варианта; из них Паасикиви 18.3.1948 одобрил последний, то есть четвертый. В тот же день Хейнрихс представил Паасикиви предложение о том, что мы должны придерживаться пунктов «по просьбе» и «по взаимному согласию», а также уступить в Северной Финляндии, если это будет необходимо. Паасикиви призвал Хейнрихса бдительно следить за ходом дела в Москве и активно участвовать в переговорах. ¹⁸ Президент явно доверял своему эксперту.

Согласно инструкциям, советское правительство должно было быть убеждено в том, что ему больше не нужно опасаться, что Финляндия ни при каких обстоятельствах не будет способствовать возможности нападения на Советский Союз через финскую территорию. Одновременно следовало тщательно стремиться ограничить обязательства, принимаемые Финляндией, до минимума. Согласно инструкциям, следовало ограничиться лишь отражением такого нападения, которое было бы направлено на территорию Финляндии или через территорию Финляндии против Советского Союза. Только в том случае, если сил Финляндии окажется недостаточно, Советский Союз по просьбе Финляндии предоставит необходимую помощь. Договор мог касаться сухопутной, морской и воздушной территории Финляндии. Военные действия могли бы иметь место во время войны и требовали бы предварительных переговоров. Первоначально договор должен был действовать 10 лет.

В правительстве девять министров поддерживали инструкции и переговоры, а восемь выступали против военного договора. Таким образом, делегация отправилась в Москву 21.3.1948 с инструкциями, одобренными незначительным большинством. Вероятно, она отправилась бы туда по приказу Паасикиви и без одобрения большинства.

Основные переговоры начались 25.3., когда Молотов предложил в качестве образца договоры, изложенные Сталиным в его письме. Однако он вскоре отказался от них, констатировав, что финны относятся к ним прохладно. После этого Молотов попросил финнов представить свой собственный проект. Когда финны на следующей встрече представили свое предложение, Молотов сформулировал пункт о взаимопомощи таким образом, что его можно было истолковать как означающий автоматическую взаимопомощь. Паасикиви внимательно следил за ходом переговоров по телеграммам и протоколам. Когда ему показалось, что дела идут не так, как было договорено, он вызвал пару членов делегации в Хельсинки для обсуждения и получения дополнительных инструкций.

Кекконен и Сёдерхельм прибыли в Хельсинки 2.4.1948. Под руководством Паасикиви немедленно начались переговоры, которые продолжались до позднего вечера и весь следующий день. На переговорах не удалось достичь единогласия с членами правительства, так как опасались военного договора. После заседания Паасикиви изложил Кекконену и Сёдерхельму свои собственные взгляды:

«Цель Финляндии та же, что и у Советского Союза: предотвратить нападение с этой стороны и устранить угрозу войны с этой стороны. Таким образом, интересы Финляндии и Советского Союза в этом отношении совпадают.

В Финляндии подавляющее большинство народа выступает против военного союза. То же самое и в парламенте. И будет трудно добиться одобрения военного договора в парламенте. Это необходимо учитывать, а также психологическую позицию финского народа в этом вопросе».

Кроме того, Паасикиви пообещал сделать все возможное для предыдущего предложения и был готов продвигать утвержденные теперь инструкции в меру возможностей. Он не обещал выходить за рамки новых инструкций, поскольку нынешние отвечали требованиям русских. Кроме того, Паасикиви хотел, чтобы в преамбуле договора было указано, что стремление Финляндии – оставаться вне конфликтов интересов великих держав. Кекконен и Сёдерхельм записали изложенные Паасикиви моменты. ¹⁹

Кекконен и Сёдерхельм вернулись в Москву 4.4.1948. Тогда состоялось заседание делегации, на котором Кекконен изложил инструкции, данные Паасикиви. Они легли в основу следующего переговорного заседания, на котором Кекконен заявил, что если финское предложение будет принято, то президент Паасикиви гарантирует ратификацию договора в парламенте. После этого Молотов принял финское предложение в том виде, в каком оно было.

Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Финляндской Республикой и Союзом Советских Социалистических Республик был подписан 6.4.1948 в 21:00 по местному времени. Обе стороны были довольны: финны потому, что инструкции Паасикиви были соблюдены, а советская сторона потому, что договор вообще был заключен.

На церемонии подписания Сталин отклонился от протокольного порядка. Он сказал, что на следующий день состоится официальное закрытие, «но если у господ есть время, мы могли бы посидеть вместе и сегодня». Конечно, у всех было время, и стол был моментально накрыт для вечерних посиделок. После того как Сталин обратился к членам делегации и поднял за них тост, он сказал, что хочет сказать несколько слов военным экспертам делегации:

«Хотя я, по сути, не военный, могу сказать, что нас, солдат, в мирное время легко забывают, но во время войны все зависит от нас. Страну, у которой плохая армия, никто не уважает, но страну, у которой хорошая армия, уважают все. Я поднимаю свой тост за финляндскую армию и за ее присутствующих здесь представителей, генерала Хейнрихса и генерала Ойнонена». ²⁰

Генералиссимус Сталин таким образом выразил значительное признание Силам обороны Финляндии и представляющим их генералам.

В преамбуле Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи (ДСВ) так, как того хотел Паасикиви, говорится: «принимая во внимание стремление Финляндии оставаться вне противоречий интересов великих держав, а также выражая непоколебимое стремление к сотрудничеству для поддержания международного мира и безопасности в соответствии с целями и принципами Организации Объединенных Наций…»

Первые статьи Договора о ДСВ гласят следующее:

Статья 1

В случае если Финляндия или Советский Союз через территорию Финляндии подвергнутся вооруженному нападению со стороны Германии или любого другого государства, находящегося в союзе с ней, Финляндия, верная своим обязательствам как независимое государство, будет сражаться для отражения нападения. Финляндия в таком случае направит все имеющиеся в ее распоряжении силы на защиту неприкосновенности своей территории на суше, на море и в воздухе и сделает это в пределах границ Финляндии в соответствии с обязательствами, определенными настоящим договором, при необходимости при содействии Советского Союза или совместно с ним.

В вышеупомянутых случаях Советский Союз окажет Финляндии необходимую помощь, о предоставлении которой Договаривающиеся Стороны договорятся между собой.

Статья 2

Высокие Договаривающиеся Стороны будут консультироваться друг с другом в случае, если будет установлена угроза военного нападения, упомянутого в статье 1.

Статья 3

Высокие Договаривающиеся Стороны подтверждают свое намерение самым искренним образом участвовать во всех мероприятиях, направленных на поддержание международного мира и безопасности в соответствии с целями и принципами Организации Объединенных Наций.

Статья 4

Высокие Договаривающиеся Стороны подтверждают содержащееся в статье 3 мирного договора, подписанного в Париже 10 февраля 1947 года, обязательство не заключать никаких союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой Высокой Договаривающейся Стороны. ²¹

Вышеприведенные статьи показывают, что Финляндия заключила явный военный договор — хотя и с некоторыми ограничениями. Другие статьи на момент заключения договора не имели существенного значения.

Президент Паасикиви 9.4.1948 в радиообращении разъяснил договор гражданам Финляндии, а почему бы и не иностранцам тоже. Целью речи, очевидно, также была подготовка парламентариев к ратификации договора. Основное внимание в речи было уделено уточнению и разъяснению военных статей. Паасикиви подчеркнул, что договор действует 10 лет, в отличие от сроков действия договоров, заключенных Советским Союзом с другими европейскими странами, которые составляют 20 лет или более, и что к договору не прилагалось никаких секретных статей, как подозревали за границей. ²²

Парламент рассматривал ратификацию договора 28.4.1948. Социал-демократическая фракция, несмотря на испытываемое ею отвращение к военным положениям, была готова одобрить ратификацию договора. Фракция Аграрного союза заявила, что выступала против начала переговоров и военных договоров, но парламент теперь оказался перед свершившимся фактом и не мог ничего другого, кроме как одобрить договор. Коалиционная партия высказала сдержанную позицию, несмотря на то, что ранее выступала против начала переговоров. Шведская народная партия сочла, что Советский Союз предпринял меры безопасности на своей западной границе, и поддержала ратификацию. Прогрессивная партия видела в договоре лишь негативные стороны и обман зрения. Спикер фракции К. Кауппи предложил отклонить договор. Парламент открытым голосованием одобрил договор 157 голосами против 11. К позиции Прогрессивной партии могли присоединиться несколько членов Коалиционной партии и Аграрного союза. ²³

Договор о ДСВ впоследствии продлевался в 1955, 1970 и 1983 годах, каждый раз на 20 лет. С годами военные положения договора размылись, хотя весь договор был заключен на их основе. Политики особенно в 1950–1970-х годах и даже еще в 1980-х годах подчеркивали политическое значение Договора о ДСВ. Договор считался краеугольным камнем внешней политики Финляндии, и его значение подчеркивалось почти во всех сферах жизни. Вряд ли хоть один политик или ведущий экономист в тот долгий период мог забыть в своей речи Договор о ДСВ и связанную с ним политику безопасности. Упоминание договора всегда было к месту, будь то вопросы торговли или культурной жизни. Важнейших статей договора — военных — касались лишь очень редко.

Недавние события, внутриполитическое развитие Советского Союза, прекращение соперничества между странами НАТО и Варшавского договора, а также объединение Германий, привели к довольно распространенным мыслям о том, что Договор о ДСВ изжил себя. С другой стороны, его, однако, считали необходимым, особенно со стороны Советского Союза. Несмотря на большие политические изменения, Договор о ДСВ, возможно, актуален для всей России. Финляндии вряд ли стоит выступать с инициативой о прекращении действия Договора о ДСВ.

---

Загадочный проект государственного переворота

---

Деятельность и требования Контрольной Комиссии, а также жаждущая реванша и во многом игнорирующая принципы законности деятельность крайне левых характеризовали внутриполитическую ситуацию в Финляндии после перемирия. По словам Лейно, «политика суматохи» продолжалась и после заключения Парижского мирного договора. Коммунисты в начале 1948 года видели, что возможный будущий военный договор между Финляндией и Советским Союзом будет служить их делу, и, конечно, были его самыми ярыми сторонниками.

Профессор Осмо Юссила в своем исследовании досконально рассмотрел слухи о государственном перевороте весной 1948 года и ответные меры государственной власти по пресечению предполагаемого левого государственного переворота. Юссила ссылается на линию баррикад, о которой позже, и констатирует:

«Также весной 1948 года многочисленные слухи и разговоры о государственном перевороте, свержении, ликвидации буржуазии и правых социал-демократов, новых красных гвардиях, транспортировке и тайниках с оружием, советских агентах и т.п. зарождались и распространялись именно с этого поля, попадали на глаза и в уши «участников сопротивления», формировались в сценарий государственного переворота и затем таким путем остались в более поздних исследованиях». ²⁴

Далее Юссила констатирует, что события в Праге и ситуация, созданная переговорами по Договору о ДСВ, были как нельзя более благоприятны для возникновения и распространения подобных разговоров и слухов. В своей книге он ссылается на некоторые расследования Валпо (Государственной полиции), из которых следует стремление коммунистов к некой готовности к захвату власти. С другой стороны, из расследований просачиваются угрозы коммунистов, находившихся под воздействием алкоголя и изливавших душу. В документах говорится также о тайниках с оружием, но нигде не приводятся конкретные цифры. ²⁵

Удивительно, но Юссила констатирует, что из этих разговоров в совокупности затем развился точный план государственного переворота коммунистов с картами. Согласно этому плану, государственный переворот должен был быть осуществлен 15.4.1948, но его отложили, когда план был раскрыт. Юссила перечисляет «ключевые точки» из плана по перекрытию дорог в Хельсинки. Ключевые точки предполагали перекрытие дорог, очевидно, путем минирования, поскольку дорогу на Порккала минировать было нельзя. ²⁶

План, если он вообще существовал, был состряпан сомнительными элементами, поскольку в его разработке, по словам Юссилы, участвовал, среди прочих, любитель алкоголя Аксели Саарио и поскольку весь план расследовал неизвестный человек. Рассказы, за одним исключением, не указывают на то, что у «революционеров» имелись бы в распоряжении военно-организованные ударные отряды и роты, хотя они и были бы предпосылкой для вооруженных действий. О тайниках с оружием и вообще о военном снаряжении достоверных данных нет.

Юссила, несмотря на свои заявления, похоже, сомневается во всем проекте государственного переворота в своей оценке:

«Хотя в расследованиях, проведенных Валпо, не было найдено ни красных гвардий, ни ударных групп, ни тайников с оружием, ни агентов СССР, ни планов государственного переворота с картами, можно, конечно, утверждать, что Валпо не нашла, потому что не хотела находить; искала, искала, да не удостоила найти. Конечно, ясно, что тенденция красной Валпо заключалась в том, чтобы отвергать утверждения о планах государственного переворота коммунистов». ²⁷

Вполне понятно, что Валпо не вышла на правильный след, поскольку она к этому особо и не стремилась. Но смогла бы Валпо, даже если бы захотела, выяснить правдивость слухов о революции, – это совершенно другой вопрос. Секретная разведка Сил обороны не смогла выявить возможные революционные организации, хотя и распознала слухи о создании красных гвардий. Таким образом, деятельность коммунистов, казалось, основывалась на угрозах, демонстрациях и, прежде всего, на поддержке Советского Союза, на которой и основывалась вся их деятельность.

У министра внутренних дел Лейно были свои мысли о государственном перевороте, который Валпо, казалось, поддерживала тактикой отвлечения внимания. Лейно ссылается на произошедший в Чехословакии 20.2.1948 коммунистический государственный переворот, в связи с которым давались осуждающие и одобряющие заявления. Лейно пишет:

«Такие заявления, которые можно было слышать очень часто, конечно, были способны лишь еще больше усиливать беспокойство. Это, в свою очередь, привело к тому, что, вероятно, обе стороны были готовы к вооруженному конфликту. Так, я, будучи министром внутренних дел, получил довольно странный документ, который прилагаю сюда. В его подлинности у меня нет уверенности, это может быть правый план переворота, но он также мог быть сделан левыми в провокационных целях и доставлен мне с определенным умыслом. В любом случае, это своего рода картина времени, этот документ — который я получил от государственной полиции — таков…»²⁸ 

Лейно представляет документ объемом в три плотно исписанные страницы. Он является плодом воображения и как бы показывает, что правые планировали государственный переворот, в ходе которого внепарламентскими средствами пытались спасти страну от властных устремлений Советского Союза. В документе излагаются общие черты плана действий, действительно общие. В предполагаемое временное правительство якобы думали включить таких лиц, как В. Таннер, Ристо Рюти, Я. Прокопе, Х. Рамзай, У. Варйонен и Л. Меландер. Руководящие звенья округов находились бы в десяти перечисленных городах. Далее в документе излагаются варианты военных действий против Советского Союза. Вся информация, представленная в документе, настолько общего характера, что его мог составить любой человек, следивший за тогдашними газетными сообщениями. Такой документ не составил бы ни один профессионал.

Лейно комментирует:

«Ни тогда, ни сейчас (1958) я не могу сказать, был ли полученный мною план подлинным или существовал ли вообще подлинник. Как бы там ни было, когда до моих ушей дошли такие сведения, и когда, с другой стороны, я знал, что от коммунистических радикалов не было лучших гарантий, я счел своим долгом предпринять некоторые дополнительные меры предосторожности». ²⁹

За несколько дней до отъезда в Москву Лейно пригласил командующего силами обороны генерала Сихво на ужин и сказал ему, что опасается переворота со стороны правых, а также отметил, что склады с оружием необходимо хорошо охранять. По словам Лейно, Сихво, который также должен был ехать в Москву в качестве военного эксперта, решил остаться на родине и взять на себя ответственность за организацию. По словам Паасикиви, Сихво 18.3.1948 объявил себя больным, и вместо него в делегацию по ДСВ был назначен генерал Ойнонен. ³⁰

Если крайне левые действительно планировали государственный переворот собственными силами, то действия Лейно, если подумать задним числом, кажутся странными, поскольку они неизбежно привели к тому, что силы обороны приготовились.

После ужина у Лейно Сихво действовал решительно, вызвав 11.3. на беседу командиров соединений и инспекторов родов войск. Сихво ничего не говорил о возможном правом государственном перевороте, а сослался на события в Чехословакии. Одновременно он отдал приказ об усилении готовности и особенно об усилении охраны складов вооружений. ³¹ Нет данных о том, опасался ли Сихво правого государственного переворота, но вряд ли это было так.

Примерно в то же время начальник полиции Хельсинки Э. Габриэльссон сообщил, что 70-80% его полицейских – надежные люди. Получив по своим каналам информацию о возможном проекте государственного переворота коммунистов, Габриэльссон по собственной инициативе приступил к перемещению оружия полицейских и усилению охраны.

Во время переговоров по Договору о ДСВ, проходивших в Москве, СКП (Коммунистическая партия Финляндии) 25.3.1948 организовала в Мессухалли (Выставочном зале) крупное политическое мероприятие, на котором Хертта Куусинен выступила с речью и в связи с событиями в Чехословакии воскликнула: «Это и наш путь». В тогдашней ситуации такое высказывание было величайшей неосмотрительностью или обдуманным подстрекательством к мятежу. ^³² Этот возглас Хертты Куусинен стал известен по всей стране, но он не привел к революции и тем более к победе коммунистов на выборах, на которую они надеялись.

Друг Сихво, директор банка К. Й. Каллиала, 29.3.1948 передал ему конфиденциальную записку о планах государственного переворота коммунистов, отметив, однако, вначале, что у него нет прямых доказательств, но многие признаки все же были налицо. По мнению Каллиала, коммунистам, по-видимому, было бы выгодно организовать переворот внезапной атакой, которая включала бы изоляцию армии от её оружия и арест высшего руководства страны и военного командования. Каллиала считал возможным осуществление обоих вариантов силами ударных отрядов коммунистов. ³³ Можно лишь спросить, где были ударные отряды коммунистов и как они нейтрализовали бы находящиеся в состоянии готовности вооруженные силы и полицию?