Глава из книги «Метаморфозы традиционного сознания. Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала». 1994 г.
1. Пасынки природы
Если определить традиционное отношение финна к природе одной фразой, то можно сказать: финн с природой борется. «Вечная, тяжелая борьба идет тут у человека с природой. Трудно передать, какого количество человеческих жизней стоила Финляндии обработка ее скудной почвы и ведение ее превосходного хозяйства… » [1, с. 3]. Вплоть до середины XIX века не проходило и года, чтобы в той или иной местности не было неурожая. Целые деревни голодали, и масса людей погибла от голода. В памяти финского народа сохранилась картина страшного неурожая, который в XVII веке постиг страну.
» В течение трех лет земля не приносила хлеба. Голод косил население деревень и сел, и масса людей погибла от голодного тифа. По всей стране ходили толпы голодных людей, жадно набрасывающихся даже на самую отвратительную еду. В это время погибла почти четверть всего населения страны » [2, с. 16]. » На долю финнов достался суровый край, каменистый и бесплодный, поэтому их называют пасынками природы » [3, с.16].
Финн борется с природой, и борьба эта требует человеческих жертв. За клочек плодородной земли люди платят жизнью. Те первопроходцы, которые решались начать обработку нового кусочка земли, способного родить хлеб, часто обрекали себя на смерть. Они селились на необжитом месте, сколачивали себе избушку, расчищали от камней участок, выкорчевывали лес, то есть начинали долгую непосильную борьбу с природой. О судьбе первых поселенцев есть очень короткий, но яркий рассказ Юхани Ахо. В нем — история освоения новой земли: «Первое поколение сделало свое дело. Силы изменили первым поселенцам, даже огонь в их глазах погас, надежды разбиты: воздушные замки давно рухнули. Следующее поколение пойдет трудиться над этим же клочком земли. Может быть на его долю выйдет больше счастья. Ему легче работать. Непроходимый лес уже больше не стоит перед ним. Изба выстроена, пашня возделана другими руками, отается только посеять хлеб. Может быть со временем вырастет на этом месте богатый хутор, а затем раскинется вокруг целое село. Конечно, те, чей единственный капитал — молодые силы — зарыт в этой земле, давно всеми забыты. То были простой работник с работницей, с простыми руками. Но именно этот народный капитал и превратил пустыри Финляндии в обработанные поля… Когда цветет на наших полях рожь и затем наливается колос, вспомним первую жертву поселенцев. Мы не можем почтить их постановкой памятника на их могиле, перед нами прошли их тысячи, а имена их остались неизвестными » [4, с. 17-18].
Цивилизация финнов строилась буквально на человеческих костях, и это не могло не сказаться на сознании людей. » Если справедливо, что природа кладет свою печать на образ жизни, то нигде это не встречается с такой очевидностью, как в Финляндии… Финский туземец вполне похож на страну, в которой живет: он так же мрачен и молчалив. Невероятный труд, с которым человек добывает здесь хлеб, на каменистых нивах, развил необычную твердость и настойчивость в его характере, а жизнь вдали от соседей приучила его к молчанию и суровой задумчивости. В чертах финна ярко отражается твердость и мрачность его родных гранитов » [5, с. 199].
Следует ли удивляться, что » в финских песнях есть важность и мрачная тоска, свойства, отличающие, впрочем, вообще северные народы, но у финнов свойства эти еще усилены влиянием северной, бедной дарами природы, бедностью и тяжестью их судьбы, так долго тяготевшей над ними » [6, с. 25]. И песни эти, «не исключая самых веселых, наводят на слушателя грустные чувства » [7, с. 10]. Бросался в глаза и особый фатализм, присущий финнам. «Финна не волнуют превратности судьбы, так как он слепо верит, что чему быть, того не миновать » [8, с. 50].
Финны пришли на территорию нынешней Финляндии в VIII-IX веках, теснимые с юга славянами. Народ этот не отличался воинственностью, и, «несмотря на свою относительную многочисленность, финны никогда не славились победами и завоеваниями, а напротив, сами время от времени должны были подчиняться то шведам, то славянам » [6, с. 4]. Вплоть до XIII века не проходило и десятка лет, чтобы не опустошали карелов (восточных финнов) шведы, а тавастов (западных финнов)- новгородцы.
Таким образом, они, загнанные в буквальном смысле в угол, окруженные довольно агрессивными соседями и не умевшие воевать, вряд ли имели надежду выбраться когда-либо на лучшие земли. Надо было жить на этих, приспособиться к ним.
2. Особенности восприятия мира финнами-тавастами
(admin: финн-таваст — так было принято называть типических финнов до 1917 года, отличая их от карелов, сейчас, наверное, лучше говорить kantasuomalainen — коренной финн)
Вся вселенная финна — это арена борьбы человека с внешним миром, арена схватки, где человек обязан победить. Не просто выжить, а покорить мир себе.
Установки, относящиеся к области «человек — природа», — центральные в сознании финна. Его защитные механизмы направлены, главным образом, на опасность, исходящую от природного окружения. Поэтому, вероятно, длительное время финны, несмотря на свою относительную многочисленность, не могли защитить себя от военных набегов. «В новгородских летописях постоянно встречаются известия, вроде следующего: в таком-то году новгородцы ходили войной на ямь [финнов-тавастов], села пожгли, скот побили, людей побрали в полон, пришли домой все здоровы» [6, с. 4]. В сознании финна почти отсутствовал образ врага-иноплеменника, то есть некоего племени, которому приписывались бы всевозможные негативные качества. Следовательно, в его сознании отсутствует и готовность к самообороне, которую можно было бы назвать борьбой добра со злом. Представляется затруднительным выделить и специфические защитные механизмы. Здесь можно указать только, что главнейшую причину голода финны видели в летних заморозках и активно боролись с ними единственно доступным им средством — колдовством.
Главная же нагрузка ложилась на неспецифический защитный механизм — картину мира в целом. Это одна из основных особенностей финского сознания. Опасность разлита в природе.
У финна нет персонифицированного образа врага, но нет и персонифицированного образа защитника. Это тоже особенность его сознания. Финн не будет ждать помощи от других. Да он бы и не поверил в ее искренность. Финн не надеется, по существу, и на Бога. С Богом у него скорее договорные отношения. Он верит только в себя. Образ личного защитника отождествляет с самим собой, замыкает на себе. Он сам себе защитник.
Финны любят себя так, как редко какие народы сами себя любят. Вообще, народов, любящих себя, немного, и как раз финны принадлежат к их числу. В сознании большинства народов заложен некий идеальный образ себя, или отнесенный к золотому веку в прошлом, или имеющий эсхатологическую окраску, и остро ощущается собственное несоответствие этому образу. У финнов такой неудовлетворенности почти нет. Финн по существу не нуждается и в высшей санкции, своего исключительного положения в мире он достиг сам. Этим и объясняется удивлявшее многих исследователей подчеркнутое уважение финнов к самим себе. «Финн держит себя с достоинством, никогда не выпрашивает на чай, даже избегает намека на это, хотя он и не откажется взять прибавку, если ему удается, но не заикнется об этом, и, прибавят ему что-нибудь при расчете или нет, он одинаково поблагодарит, получив условленную плату» [3, с. 6 — 7].
3. Творение себя и своей страны
Одной из интереснейших особенностей финского сознания является убеждение в том, что себя, свою нацию, свою страну финны создали сами. Точнее, они осознанно создавали свою страну, хорошо рефлексируя процесс. «В Финляндии нет ни богатых памятников искусства [заметки относятся к концу XIX столетия. — С. Л.], ни знаменитых средневековых замков — не имеет эта страна и полной всеобщего интереса политической истории» [1, с. 7]. Этот народ «никогда не играл в истории ведущей роли; рано утративший свою политическую самостоятельность и присоединенный к Швеции, он в течение шестиста лет связи своей с этой страной никогда не делал ни одной попытки к достижению самостоятельного существования, к отделению от Швеции» [9, с. 5]. И у Гельсингфорса, новой столицы (прежняя была Або) совсем нет прошлого. «Это город, возникший по какому-то волшебному мановению, без малейшего остатка старины, без всяких преданий и памятников. Широкие прямые улицы, правильные четырехугольные площади, великолепные здания — все веет новой современной жизнью» [5, с. 257].
Широкое национальное движение возникло у финнов в 40-ые годы ХIХ века. Это был период национальных движений и в Европе, и в Азии. Финское движение по своим внешним формам было вполне обычным: акцент, как везде, делался на язык и школу. Не было только упора на давние исторические традиции и воспоминания о славном прошлом. Напротив, финны осознавали у себя отсутствие такого прошлого. Но это не смущало, напротив, пожалуй, даже мобилизовало их силы. Снельман — виднейший идеолог национального движения финнов, партии финноманов — утверждал, что финской культуры еще нет, что ее еще только предстоит создать.
В Финляндии шли дискуссии о том, как создавать национальную культуру, создавать нацию. Снельман считал, что «национальный дух не есть некая застывшая субстанция, неподверженная изменениям. Он представляет собой результат непрерывной работы, начиная с момента зарождения самого духа. И на определенной ступени развития национального духа рождается патриотизм, воплощающий в себе бытие нации. Следовательно, практическая задача первостепенной важности заключается в формировании в народе чувства патриотизма» (Цит. по: [10, с. 120]). Согласно Снельману, «в судьбах нации активная созидательная роль принадлежит самому индивиду <…> Нация призвана и обладает неотъемлемым правом формировать самое себя, активно определять, что в мире истинно, а что ложно» (Цит. по: [10, с. 104]).
Главным лозунгом Снельмана, который «пронизывал собою всю практическую деятельность финноманов последующих десятилетий, был: «нация должна надеяться лишь на собственные силы.»»(10, с. 121]. По тем временам это был не очень обычный лозунг. Большинство народов, ведя борьбу за свое существование, надеялось на чью-либо помощь: на Бога, на единоверцев, на соплеменников. Но у финнов нет образа друга, защитника помощника. Развивая свой лозунг, Снельман позднее сформулировал, что «нации не следует стремиться к тому, чего она не в состоянии достичь и не способна сохранить» (Цит. по: [10, с. 126]). И это в целом достаточно необычно. На первой фазе национальное движение, как правило, преисполнено романтической мечтательностью. Но Снельман не спешил даже к государственности, полагая, что она должна утвердиться лишь с окончательным становлением финской нации — что и будет необходимым основанием политической свободы.
Во второй половине ХIХ века финны вдруг стали утверждать, что Финляндия заключила с Россией добровольный союз. Разгорелись споры о финской государственности и об отношении Финляндии к России: завоевана ли Финляндия, как считают русские, или присоединилась добровольно, как доказывают финны, и, следовательно, автономна. Но о сепаратизме речи вовсе не заходило.
Так финны создавали самих себя и свою страну. «Может быть, немного найдется народов, которые так гордятся своей родиной» [11, с. 212]. Финн, отправившийся на заработки в чужие страны, обязательно «лет через пять-шесть возвращается на родину. Американцы очень ценят выносливых и трудолюбивых финнов, а хороший работник получает у них большую плату <…> Но финны всегда мечтают возвратиться домой и обзавестись собственным земледельческим хозяйством, их мечты обыкновенно сбываются, но ведь они и не жалеют сил для их осуществления» [8, с. 5].
Да, финн очень любит свою страну. Но он, собственно, любит созданную им страну. Творение своих рук. Он любит и природу, но уже покорившуюся ему. Ту природу, которая требовала жертв и крови он не может любить. Через противопоставление человека природе мы можем объяснить и весь приведенный выше этнографический материал.
4. Атрибуты человека
Мы сказали уже, что противоборство человека и природы является первичной характеристикой финского сознания. Все в нем определяется стремлением покорить природу. И трагедия для финна состоит в том, что в этой борьбе со стихией он рассчитывает только на себя. Поэтому он и придает такое значение себе самому, убеждая себя в своих силах. В представлении финна, человек — существо действительно могущественное, призванное покорять стихии. Это мы видим и в » Калевале». Финн чрезвычайно мало зависит от коллектива. Финский крестьянин живет на хуторе. Он не часто общается со своими соседями, замкнут в семейном кругу и не видит особой необходимости размыкать этот круг. «После воскресного обеда хозяин не отправляется в гости. Да и зачем ему бежать из дому? Жена — его лучший друг, дети его уважают » [1, с.7]. Финн почти целиком сконцентрирован на себе самом. » Глаза его, иногда прекрасные и выразительные, смотрят как-то в глубь себя, он замкнут и молчалив » [8, с.5]. Финн выходит на борьбу с природой один на один. Еще в конце XVIII столетия Финляндию называли страной колдунов. » Они сами твердо верили в свое искусство и обыкновенно передавали его своим детям, почему оно и считалось достоянием целых родов. <…> Финны издревле считали величайшей мудростью знание сокровенных сил природы, веря, что слово может заставить природу действовать как вздумается человеку; чем более мудр человек, тем сильнее влияние его слова на окружающую природу, тем более она ему подвластна <…> Финны с глубокой древности перед всеми другими славились своими колдунами » [11, с.226-227]. Финны старались заколдовать природу и таким образом ее покорить. Таково одно из адекватных выражений заложенного в сознании финна содержания. Колдун — как бы сверхчеловек. Он одинок и горд. Он замкнут в себе. Он может выходить на поединок с природой. Цель его — заставить чуждые силы природы покоряться его слову, его желанию. Столкновение с католичеством было, возможно, самой тяжелой страницей в истории Финляндии. Зато лютеранство было принято здесь легко и естественно. Финны стали отменными лютеранами, более того, в Финляндии широкое распространение получил пиетизм — религия почти совершенно без мистики. Отношения с Богом почти договорные. Они упорядочены и предельно рационализированы.
Однако как страна колдунов превратилась в страну пиетистов? Могут ли столь разные, даже противоположные, вещи выражать одно и то же содержание?
Финляндия почти не знала красочных сельскохозяйственных обрядов. Конечно, там и в помине не могло быть поклонения матери земле, доброй и ласковой. Для нас, русских, крестьянский быт фактически немыслим без ярких обрядов, веселых крестьянских праздников. В сознании финна же немыслима связь смеха, радости с плодородием, столь очевидная в наших крестьянских Святках, Масленице. Праздников вообще мало. Финн » не склонен предаваться той живой радости, которую во многих других местах порождают народные праздники и пиры. Только на Святки и в Иванов день заметны некоторые признаки расположенности к веселости » [6, с.28]. Самый примечательный праздник финских крестьян (он же крупный религиозный праздник) — день жатвы. Однако он мало похож на крестьянский праздник в нашем представлении. «Крестьяне и крестьянки наряжаются как можно лучше и целую ночь танцуют шведскую кадриль или вальс. Оркестр составляют одна или несколько скрипок, которые у местных поселян инструмент весьма употребительный. Нужно видеть, с какими уморительными жестами и расшаркиваниями поселяне-кавалеры любезничают и танцуют с разодетыми крестьянками, как они их беспрестанно угощают кофием, а сами себя напитками покрепче» [12, с. 44]. Описание относится к началу ХlХ века!
Знания финских колдунов — эзотерические, они не могут быть воплощены в массовых действиях. Они, по самой сути своей, не коллективны, а индивидуальны. Человек остается наедине со своими тайными знаниями, наедине с природой, которую он в одиночку, с помощью этого тайного знания, должен покорить. Лютеранство — тоже религия сугубо индивидуальная. В ней нет соборности, каждый сам по себе. В ней почти нет мистики. Строги и просты ее предписания. Строг и прост богослужебный обряд. Человек должен трудиться, быть допропорядочным семьянином, растить детей, помогать бедным. Все это финн проделывает с величайшим усердием. Но в самой этой правильности и умеренности сквозит страсть. Сама эта рациональность получает магические черты.
Покорение природы начинает рассматриваться финном как его Божественное призвание. Установка на покорение природы была и осталась основным содержанием сознания финна, и финн продолжает сознавать себя борцом-одиночкой, обязанным всем самому себе и рассчитывающим на собственные силы или Бога, но не на Божью милость и жалость, а на Бога как на надежного сотрудника, с которым финн заключает контракт, обязуясь вести добродетельную жизнь взамен на Его покровительство. Финн соблюдает контракт в точности до мелочей. Его религиозная жизнь очень правильна и упорядочена. Пропустить церковную службу для финна — непростительное преступление. Даже на почтовой станции висела табличка с правилом: «Никто, за исключением крайной надобности, не вправе требовать лошади и отправляться в путь во время богослужения в воскресные дни» [13, с. 83].
Как религиозная обязанность рассматривается финнами умение читать. Ведь каждый лютеранин должен знать текст Священного Писания и уметь его толковать. Поэтому грамотность в Финляндии уже в ХlХ веке была стопроцентной.
5. Магия порядка
В финнах вообще удивляет страсть к порядку и аккуратность. Это начинается с быта. «Дома их деревянные, часто и каменные, содержатся в невероятном порядке<…> В кухне с неимоверной аккуратностью расставлены по полкам блюда, тарелки и прочие принадлежности, везде господствует чистота, порядок и признак неусыпного смотрения. Ни на стенах, ни на полу ни пятнышка <…>» [12, с.42-43]. Финн еще «с молоком матери впитывает в себя любовь к чистоте. Чистоплотность доходит у него до какой-то страсти » [8, с.64]. То же и в общественном быту: » Поражает благоустроенность дорожек, хотя бы они соединяли даже небольшие хуторки» [8, с.57]. То же и в городе: » Все улицы чрезвычайно опрятны. Тротуары и булыжные мостовые отлично выравнены. Чистота их поразительна <…> Торговые площади убираются, например, сейчас же после базара » [8, с.130]. Порядок идеален. Финны с детства привыкают к порядку. » Горожане сознают, что этот порядок не ради чьей-то прихоти, а для их собственного благополучия. Они наблюдают сами за соблюдением правил и лично препровождают случайных нарушителей их в полицейский участок » [8, с.128].
Вообще нарушение общественного порядка здесь страшное преступление. » Если родители или школа не могут справиться с ребенком, то он подвергается наказанию со стороны местной администрации (т. е. порке). К этой крайней мере прибегают только в очень важных случаях. Любопытно, что в числе проступков, заслуживающих такой кары, наряду с воровством, фигурирует нарушение общественного порядка и тишины. То и другое весьма характерно. Ужас финнов перед воровством, выразившийся законом об отсечении рук за него, так велик, что для искоренения этого зла они не могут остановиться перед таким пустяком, как порка. С другой стороны, не объясняет ли необыкновенная суровость по отношению к маленьким нарушителям строгость в исполнении общественного порядка в Финляндии или, конечно, вернее будет сказать наоборот: любовь к порядку вызывает возможность существования такой меры » [14, с.187].
Удивительной была и вера финнов в легитимность. » Здесь навеянная Россией вера в силу и значение паспорта слилась с финским представлением о человеке, стоящем вообще на легальной почве, то есть безупречным во всех отношениях. Они думают, что человек, переступивший нравственный закон, неминуемо оказывается вне покровительства гражданских законов » [14, с.109]. К закону финн обращается во многих случаях жизни: » финну вовсе не надо быть в особенно раздраженном состоянии духа, чтобы настрочить жалобу: сутяжничество — весьма выдающаяся черта его характера, и финский суд завален массой тяжебных дел » [9, с.9].
Очень упорядочена вся жизнь финна. » Строго относясь к чужой собственности, финн также добросовестно смотрит на всякую заработанную копейку. Если только он не пьяница, он считает позором отнять у семьи хоть грош на свои удовольствия. Благодаря такому качеству, а также своему неослабному трудолюбию, он живет весьма порядочно в условиях, при которых другой бы нищенствовал. Так же строго и добросовестно он относится и к общественному капиталу, и к казенным деньгам » [9, с.21]. На честность финнов указывали все, писавшие о них.
Вообще, если можно про какое-либо свойство характера сказать, что финн им обладает, то, значит, он им обладает на сто процентов. Если финн честен, то он честен предельно. Если говорят, что он гостеприимен, то это значит, что он очень гостеприимен. Может быть, только это гостеприимство не совсем такое, к которому привыкли русские. Оно не выразится в радости по поводу прихода гостя, ему не расскажут о всем своем житье- бытье. Финн » весьма недоверчиво относится к постороннему человеку. Никогда не будет с ним болтать ни о своих делах, ни о себе лично » [9, с.18]. Но каждый может смело рассчитывать найти в его доме приют и угощение. «Редко выдается день, в который бы крестьянин, живущий у дороги, не приютил бы одного или нескольких нищих.» [8, с.11]. Если финн что-то делает, то он делает это настойчиво, размеренно и расчитанно. » Взявшись за какое-либо дело, финн упорно борется со всеми препятствиями, пока не достигнет намеченной цели » [3, с.6]. «Ходит и работает он медленно, но зато никогда не бросит дело неоконченным, а доделает его до конца » [15, с.17]. » Медлительность в движениях, тяжесть в подъеме, осторожная осмотрительность говорят о его неутомимой силе и неистощающемся терпении » [3, с.50].
Если финн будет вам за что-нибудь благодарен, то его благодарность действительно велика. » Если вы окажете финну какую-нибудь важную услугу, он станет вашим лучшим другом, и благодарность его в таких случаях беспредельна » [2, с.30]. С финном трудно подружиться, он скрытен и замкнут. » К чужеземцу он всегда относится недружелюбно и подозрительно, но раз он сошелся с кем-то на дружбу, на него можно положиться как на каменную стену » [3, с.50]. Столь же последователен финн в своей ненависти. Число преступлений в Финляндии было довольно незначительно, но зато они отличались необыкновенной жестокостью. «Финн редко решается на зло, но если решается, то становится совершенным зверем» [5, с. 24]. Месть финнов тоже упорядочена и рационализирована. «Они могут откладывать месть до поры до времени, при этом рассчитывают самым грубым, самым детальным образом, как можно более жестоко поразить врага и хладнокровно ждут удобного случая: грубо обдуманные преступления здесь не редкость» [9, с.10].
Эта упорядоченность пронизывает весь быт финнов. Она выражается и в четком разделении сословий и в чинопочитании. «С первого знакомства с финляндцами оно (чинопочитание) удивляет и весьма нескоро можно к нему привыкнуть» [12, с.35].
Упорядоченность касается всех мелочей быта. Визитный этикет в Финляндии «превосходит всякую вероятность» [12, с. 71]. Создается впечатление, что финны своей упорядоченностью хотят заколдовать мир, подчинить его своей воле. Это — своеобразная рационализация мира. Кажется, логика ясна: мир становится понятным, можно объяснить зависимость вещей, как надо поступать и как не надо. Создается определенная мифологема мира. Он уже вовсе не так страшен и непредсказуем.
Природа сурова, и милостей от нее ждать не приходится. В ней нет ничего доброго, расслабляющего. Она дикая и необузданная. Необходимо надеть не нее намордник, и тогда она превратится в покорную слугу. Приручать ее надо терпеливо, но настойчиво. У финна нет любви к природе: не к красотам природы, а к природе в целом как к космосу. Для него природа мастерская. Она же — материал, из которого финн лепит то, что ему нужно. Он признает только подчиняющуюся ему природу. И плоды своего труда он любит, даже очень любит. В отношении к природе он рационалист и прагматик. Он вносит в нее порядок. Он рационализирует свой быт и точно также, одновременно с этим, упорядочивает природу. Два процесса сливаются в один. Космос структурируется, становится понятным. Он, кажется, больше уже не вызывает страха. Создается картина мира, помогающая человеку жить и дающая психологическую возможность действовать.
Эта мифологема обладает достаточными адаптивными свойствами и эффективна в качестве защитного механизма. Однако есть одно «но». Такая мифологема слишком проста. Если судить по ней, то мировоззрение финна достаточно примитивно. Космос финнов слишком одномерен. Даже если эта мифологема сработала бы в определенный период истории финнов, то вряд ли она столь успешно функционировала бы в течении столетий. Этнос — сложное, живое образование, и прямолинейная схематичность его сознания не могла бы обеспечить его жизнедеятельность в столь трудных природных условиях. А поэтому позволительно предположить, что здесь имеется двойное дно. За простой рациональной картиной мира стоит некое иное содержание. Финская простота и упорядоченность слишком страстная, напряженная. Стремление к мере иногда само не знает меры. Создается впечатление, что вносимый финном порядок представляется ему наделенным магической силой. Заговор, колдовская песня и рационализация мира оказываются явлениями одного рода. Его предки пытались покорить мир пением, финн на рубеже XIX-XX веков стремится покорить мир порядком.
А сам финн остается таким, каким он был столетия назад: одиноким борцом с жестокой и беспощадной природой, не верящим никому и надеющимся только на себя. Он творит себя сам, любит только то, что сам сотворил, в том числе и себя самого, и свой народ, и свою Суоми. Ему ведома взаимопомощь, ведомо товарищество, ведомо честное партнерство и сотрудничество, ведома справедливость, но в его космосе нет дара, милости, которая дается не в награду за что-то, а просто так, по Вышнему Произволению. Его земля никогда ничего не давала ему без труда (как добрая мать-кормилица в более теплых странах) Она требует бесконечного труда и человеческих костей. Она враждебна человеку, и человек, чтобы выжить, должен бороться с ней.
Так финны и становятся природоборцами. Но естественные силы человека слишком незначительны, поэтому финн и прибегает к магии — магии слова или магии дела. Борьба с природой не на жизнь, а на смерть, и борьба в одиночку — основные доминанты его сознания, но эта конфронтация между человеком и природой, присутствующая в сознании финна, уже сама по себе является результатом действия психологических защитных механизмов. Угроза названа. Теперь — и это заложено в сознание этноса — должен быть найден адекватный, снимающий угрозу психологически, ответ. И вот финн приписывает себе особые качества, способности мага. Отсюда и множество колдунов в старой Финляндии. В этом же корень и магии порядка, подчинения себе природы через ее упорядочивание. Собственно, в финском сознании важен не порядок сам по себе, а способность человека наводить порядок. Способность наводить порядок видится как особое качество человека.
Конечно, кажется, что между мрачным колдуном и цивилизованным, любящим во всем порядок, фермером разница огромная. Это так, если мы видим только внешний феномен. Но и то, и другое — формы выражения одного и того же содержания, одной и той же картины мира. Формы эти должны соответствовать реалиям мира. Прежняя форма, колдовство, перестала соответствовать тем культурным парадигмам, которые получили к XIX веку широкое распространение, и была относительно легко отброшена, уступив место форме более адекватной. Возможность таких метаморфоз, оставляющих незатронутым глубинное содержание, заложена в сознании этноса. Она, по сути, является средством сохранения этого содержания, а следовательно, само-идентичности этноса.
Список цитируемой литературы
- Водовозова Е. Финляндия // Мир Божий,-1899. — N 9.
- Сно Е. Э. В стране скал и озер. Финны. СПб.: О. П.Попова, 1909.
- Пуцикович Ф. Ф. Финны. СПб.: П. В. Куковников, 1909.
- Ахо Ю. Выселок. СПб.: М. М. Ледерле, 1896.
- Мелюков А. Очерки Финляндии //Морской сборник. — 1853. — Т. ХХIII. — N 8.
- Народы России. Финны, эсты, карелы и ливы. СПб.: тип-фия тов-ва «Общественная польза», 1878.
- Великое княжество Финляндское. СПб.: издание журнала «Мирской вестник», 1871.
- Лезин А. Финляндия. М.: тов-во И. Д. Сытина, 1906.
- Водовозова Е. Финляндия // Мир Божий. — 1899. — N10.
- Суни Л. Очерк общественно-политического развития Финляндии. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1979.
- 11. А-ва Е. Очерки Финляндии // Иллюстрированный листок. — 1863. — N8.
- 12. Дершау Ф. Финляндия и финляндцы. СПб.: тип-фия императорской Академии наук, 1899.
- А-ъ Е. Письма из Финляндии. СПб.: тип-фия тов-ва «Общественная польза», 1899.
- Э. З. По Финляндии. Путевые очерки и заметки // Русское богатство. — 1901. — N4.
- Рунеберг. О природе Финляндии. О нравах и образе жизни народа во внутреннем крае // Современник. — 1840. — N17
Свежие комментарии