Яковлев О. А.
Санкт-Петербург и Страны Северной Европы. Материалы четвертой ежегодной международной научной конференции. Санкт-Петербург, 2003.
Почти тридцать лет прошло со времени присоединения Финляндии к России, прежде чем русское общество открыло эту страну для путешествий и отдыха. В первую очередь это произошло благодаря организации Финляндским пароходством рейсов из Петербурга через Ревель в Гельсингфорс и далее в Стокгольм. Во-вторых, в 1838 г. в Гельсингфорсе были построены заведение минеральных вод и купальни. В связи с этим для российской знати стало модным проводить летнее время в столице Финляндии. Другим популярным местом в этой стране становится водопад Иматра. С этого времени сотни, а затем и тысячи путешественников устремились в Великое княжество Финляндское, которое привлекало их не только красотами суровой северной природы, но и своим особым положением в составе Российской империи.
Ряд русских путешественников и туристов, посетив Гельсингфорс, Иматру или другие места Финляндии, спешили поделиться своими впечатлениями на станицах газет, журналов и книг. Среди них журналист и прозаик, издатель Ф.В. Булгарин, академик, языковед, историк литературы Я.К. Грот, писатель В.И. Немирович-Данченко, публицисты Г.А. Джаншиев, В.Л. Дедлов, писатель А.И. Куприн. Разные по своему характеру, объему информации, политической пристрастности эти очерки, путевые зарисовки помогают увидеть Финляндию и ее народ глазами русских путешественников и туристов, воссоздают яркую картину жизни этой страны в XIX-ом и начале XX века, оценить достижения финского народа накануне Первой мировой войны.
Каким же предстает население Финляндии в описании русских путешественников и туристов? Что, в первую очередь, бросалось русским в глаза в характере финнов? Если в первых публикациях первой половины XIX в. выделяется мрачность, молчаливость, твердость, честность, медлительность финнов, то со временем появляются новые характеристики.
Посетивший крестьянскую палату Финляндского сейма Л. Полонский в 1872 г. опровергал распространенное мнение о медлительности финнов: „Быстрота, с какою говорят здесь ораторы, изумительна и может сравниться только с быстротою итальянского говора; французы, и те говорят медленнее. Некоторые ораторы употребляют жесты, конечно самого сдержанного свойства“.[i]
Многие авторы отмечают необычайное трудолюбие финского народа. Публицист Г.А. Джаншиев, называя финнов „пасынками природы“, характеризовал их как „вечных труженников“, которые „шаг за шагом отвоевывают у природы каждую пядь земли“.[ii]Наряду с этим русские авторы наделяли финнов сильно развитым чувством законности, подчеркивали их уважение к закону. Отмечали, что наиболее популярным факультетом в Гельсингфорском университете является юридический.[iii] Несмотря на то, что на улицах городов Финляндии путешественники редко встречали полицейских, порядок везде поддерживался образцовый. Да и сами полицейские выглядели джентльменами: постоянно вежливы, предупредительны, строго исполняют свои обязанности.
Говоря о практичности финского населения, русские авторы в 1890-х годах в качестве примера приводили широкое распространение телефона. Этот вид связи в России едва был доступен богачам, а в Финляндии в это же время он стал достоянием „почти всякой квартиры и лавчонки“.[iv] Вся Финляндия была покрыта телефонной сетью, и телефон для финнов являлся не роскошью, а необходимым элементом городского и сельского быта. Столь же широко в Финляндии распространилось и электрическое освещение улиц. Все это заставляло изумляться русских авторов: „…умение идти вровень с веком составляет в Финляндии явление поразительное“.[v]
Среди черт характера финна русские путешественники отметили уважение к личности другого человека: „В Финляндии вошел в плоть и кровь принцип личной свободы и самостоятельности. Живи, как знаешь и как можешь, но не мешай также жить и другим“.[vi] В конце XIX – начале XX века русским бросалось в глаза уважительное отношение к женщине. Финские женщины были повсеместно окружены заботой мужчин. В 1907 г. А.И. Куприн писал: „В Финляндии женщина может быть уверена, что ей уступят место в вагоне, в трамвае, в дилижансе“.[vii] Но, может быть, более существенным для русских авторов было то, что женщина играла видную роль в жизни финского общества. Женское высшее образование стало распространяться в Финляндии с 1870 г., когда в университет в Гельсингфорсе поступила первая женщина. Поэтому в начале XX века в Финляндии было множество женщин-врачей, а также юристов.[viii] Причем женский труд применялся очень широко. Русский турист отмечал: „Почта, телеграф, банки, школы по составу служащих скорее должны быть отнесены к числу женских“.[ix] Женщины-служащие встречались русскими в магазинах, ресторанах, пансионах, курзалах, парикмахерских, банях. „При этом, – подчеркивал русский автор, – женщина не утрачивает женственного облика, а напротив, вносит мягкость, деликатность, предупредительность в те учреждения, где ей принадлежит служебная роль“.[x] Наконец, Финляндия, предоставив женщинам впервые в мире право голосования, в 1906 г. дала возможность финкам быть избранными в сейм, и А.И. Куприн отмечал, что „финны справедливо гордятся тем, что в этом деле им принадлежит почин“.[xi] Русский писатель видел закономерность в том, что в 1907 г. в сейм было избрано четыре женщины. Это явилось результатом заботливого отношения к женщинам в этой стране и показателем высокого развития социального и культурного уровня финского общества.
Среди характеристик финнов нельзя не упомянуть о гостеприимстве, с которым на протяжении десятилетий сталкивались русские туристы. В то же время, в конце XIX века, когда генерал-губернатор Финляндии Н.И. Бобриков приступил к политике русификации, в России стали распространяться слухи о плохом отношении финнов к русским, но ряд авторов опровергал их, рассказывая о любезности и внимании к ним финского населения. Посетивший Финляндию с группой учащихся Тенишевского училища Н. Березин писал: „Что касается отношения к нам населения, то о какой-либо вражде, о каком-либо даже легком выражении неприязни нет и помину. Совсем обратное. Сплошь и рядом замечаешь, что путешествующая школа пользуется особым вниманием и покровительством“.[xii] Правда, когда весной 1905 г., в период начавшейся революции, он с учащимися побывал в Гельсингфорсе, то они иногда ощущали на себе косые взгляды. Тем не менее, по словам Н. Березина, финны по отношению к ним „везде были любезны и предупредительны“.[xiii] А.И. Куприн все же признавал, что финны „в эпоху крутых мер“ генерал-губернатора Н.И. Бобрикова при звуках русской речи „притворялись глухими, и немыми, и слепыми“[xiv], но в 1907 г. ему и его друзьям в Гельсингфорсе, Выборге, на Иматре оказывался „самый радушный, любезный и предупредительный прием“.[xv] Эти свидетельства писателя подтверждаются другим русским туристом – А. Генкелем, посетившим Финляндию незадолго до Первой мировой войны: „И несмотря на сильное обострение политических страстей, финны нисколько не переносят своих чувств на туриста, желающего изучить их страну и народ, и всегда ласковы, любезны и приветливы к нему“.[xvi]
В конце XIX в. русские туристы, делясь своими впечатлениями о Финляндии, стали подчеркивать патриотизм финнов, который проявлялся даже в беднейших слоях населения. Горячая любовь к своей суровой родине вызывала стремление познать свою страну в ходе экскурсий, поездок, путешествий по Финляндии. В ней возник „Финский клуб туристов“, который имел много членов в разных концах страны. Клуб безвозмездно оказывал помощь всем желающим совершить поездку, составляя маршруты с указанием расписания движения транспорта.[xvii]
Со временем у финнов, по словам русского автора, возникла „пламенная страсть“[xviii] к экскурсиям и путешествиям, и тысячи мужчин и женщин совершали познавательные поездки по стране. Чувство патриотизма проявлялось у финнов в их отношении к университету и студенчеству. Русский турист подчеркивал, что университет „в глазах финляндцев – это нравственная и умственная надежда, краса и гордость общества“, а студенчество виделось коллективным и лучшим детищем народа.[xix] Наряду со студенчеством чувство патриотизма проявлялось финнами и по отношению к своей армии. В. Мошнин писал в своем очерке „Год в Финляндии“: „…не могу не упомянуть о том глубоком уважении, которым пользуется здесь солдат. В финских войсках не существует денщиков, во имя того, что войска назначены для обороны государства и не прилично, по произволу, назначать в должность лакея-защитника отечества.“[xx] В этом проявлялась не только любовь и уважение к своим национальным воинским формированиям, но еще демократизм финского общества, который также был заметен русским туристам.
„Финляндия поистине демократична, – писал А.И. Куприн. – Демократична вовсе не тем, что в ней при выборах в сейм победили социал-демократы, а потому, что ее дети составляют один цельный, здоровый, работящий народ, а не как в России – несколько классов, из которых высший носит на себе самый утонченный цвет европейской полировки, а низший ведет жизнь пещерного человека.“[xxi]
Таким образом, на протяжении десятилетий русские путешественники и туристы рисовали русскому читателю доброжелательно, а иногда с восторгом и удивлением образ финского народа: честного и твердого, трудолюбивого и гостеприимного, практичного и уважающего права другого человека, патриота и сторонника женского равноправия. И несмотря на то, что прошло более ста лет, по-прежнему в начале XXI века актуально звучат строки русского автора: „Финны – народ, склонный к дружбе, миру, народ мягкий, хотя и замкнутый, но относитесь к нему хорошо и сердечно, и он вам сторицей заплатит.“[xxii]
Свежие комментарии